Содержание
Короткие и красивые стихи о родных — Крылатые фразы
Храни вас Бог, за чистые глаза,
За теплый день, холодные снега…
Храни вас Бог, за огоньки надежды,
За то, что все уже не так как прежде.
Храни вас Бог, за ожиданье встречи,
За этот тихий и туманный вечер.
За неизвестность и общенье,
За то что, в нас одно стремленье.
За связь незримую сквозь годы,
И за молитвы в непогоду,
За старые записки, фото,
За дружбу нежную, заботы.
И через годы радостей, тревог,
Я снова говорю:
Храни вас Бог!
*****
Берегите близких, берегите!
К ним любовь по жизни пронесите!
Нужно для того совсем немного…
Не судите их довольно строго,
Грубым словом их не обижайте,
В дальний путь молитвой провожайте
И тепло души своей дарите…
Берегите близких, берегите!
*****
Дом, как известно всем давно, —
Это не стены, не окно,
Это не стулья со столом:
Это не дом.
Дом — это то, куда готов
Ты возвращаться вновь и вновь,
Яростным, добрым, нежным, злым,
Еле живым.
Дом — это там, где вас поймут,
Там, где надеются и ждут,
Где ты забудешь о плохом, —
Это твой дом.
*****
Я в этой жизни точно не безгрешна,
Но всеми силами стараюсь честно жить,
О дружбе и любви я не сужу поспешно,
Но преданность себе — умею я ценить.
Я не люблю чужого злого взгляда,
Оскала на лице, что душу холодит,
Я сплетен не люблю, они как капли яда,
Проникнут прямо в кровь и после них знобит.
Я не люблю сарказма и обмана,
Ну что поделаешь, такой я рождена,
Зато я точно знаю. Что мне в жизни надо,
Отдать все силы тем, кому я так нужна.
*****
Что тебе сказать, не знаю.
Ты и я — мы две сестры.
Если нет тебя — скучаю,
Улыбаюсь — рядом ты.
И когда совсем одна,
Помни, есть на свете я.
Ты сестра и я сестра —
Вместе мы одна семья.
*****
Берегите близких и родных.
Время очень быстро утекает.
Вы цените с ними каждый миг,
Что порою мы не замечаем.
Вы цените с ними каждый час,
Каждый вдох, и каждое мгновенье.
Не дано предугадать сейчас,
Время их ухода и забвенья.
Нужно их беречь, пока они
Живы и нуждаются в заботе.
Вы побеспокойтесь о живых
Но не завтра, а уже сегодня!
Берегите близких и родных!
*****
Хорошо, чтоб дома ждали,
На звонок спешили к двери,
Открывали, целовали,
Согревали руки, верно?
Хорошо, чтобы за чаем
С пирогами и вареньем
Отодвинулись печали
Разговором добрым, верно?
Хорошо, чтобы на свете
Пахло снегом, солнцем, вербой,
Чтобы всюду знали дети,
Что войны не будет, верно?
Хорошо, чтоб нас любили,
Как подснежник любят первый,
И тогда, тогда любые
Не страшны нам беды, верно?!
*****
Не обижайте тех, кто в вас души не чает,
Кто вам готов любые выходки простить,
Кто вас молитвами всё время обнимает
И продолжает с каждым днём сильней любить.
Не относитесь к ним придирчиво и строго.
Не плюйте в тот колодец, где придётся пить.
На свете преданных людей не так уж много…
Пока живут они — старайтесь их ценить!
*****
У каждого бывает в жизни миг,
Когда кулак сжимается невольно,
Есть ощущение, что точки ты достиг,
Невыносимо сердцу больно,
И разлетается внутри душа
На миллионы маленьких осколков…
Как в детстве, ноги задрожат,
И страх в груди кольнет иголкой…
Вот в этот самый жизни миг
На пульсе ощутить так важно
Горячие руки наших родных,
И вот уже свет, и вовсе не страшно…
*****
В жизни случается многое,
Не всегда все так просто,как кажется.
Но люди, которым мы дороги,
Никогда от нас не откажутся.
*****
Найду я в доме тихий уголок,
Глаза закрою, позову Хранителя…
Ах, Ангел, ну скажи мне, ты бы мог,
Так сделать, чтобы крылья больше выросли?
Благодарю, что охраняешь столько лет,
Но милости прошу не для себя я,
Родным чтобы жилось без всяких бед,
Чтоб не коснулась их беда лихая!
Храни нас всех под сенью сильных крыл,
Дыханием волшебным согревая,
Чтоб каждый все проблемы позабыл,
Уверенно день завтрашний встречая!
Стихи: Родной язык — ru »Сборник стихов
Мой верный друг! Мой враг коварный!
Мой царь! Мой раб! Родной язык!
Мои стихи – как дым алтарный!
Как вызов яростный – мой крик!
Ты дал мечте безумной крылья,
Мечту ты путами обвил.
Меня спасал в часы бессилья
И сокрушал избытком сил.
Как часто в тайне звуков странных
И в потаенном смысле слов
Я обретал напев нежданных,
Овладевавших мной стихов!
Но часто, радостью измучен
Иль тихой упоен тоской,
Я тщетно ждал, чтоб был созвучен
С душой дрожащей — отзвук твой!
Ты ждешь, подобен великану.
Я пред тобой склонен лицом.
И все ж бороться не устану
Я, как Израиль с божеством!
Нет грани моему упорству.
Ты — в вечности, я — в кратких днях,
Но все ж, как магу, мне покорствуй,
Иль обрати безумца в прах!
Твои богатства, по наследству,
Я, дерзкий, требую себе.
Призыв бросаю,- ты ответствуй,
Иду,- ты будь готов к борьбе!
Но, побежден иль победитель,
Равно паду я пред тобой:
Ты – мститель мой, ты – мой спаситель,
Твой мир – навек моя обитель,
Твой голос – небо надо мной!
Валерий Брюсов
РОДНОЙ ЯЗЫК
Всегда во сне нелепо всё и странно.
Приснилась мне сегодня смерть моя.
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижно я.
Звенит река, бежит неукротимо.
Забытый и не нужный никому,
Я распластался на земле родимой
Пред тем, как стать землею самому.
Я умираю, но никто про это
Не знает и не явится ко мне,
Лишь в вышине орлы клекочут где-то
И стонут лани где-то в стороне.
И чтобы плакать над моей могилой
О том, что я погиб во цвете лет,
Ни матери, ни друга нет, ни милой,
Чего уж там — и плакальщицы нет.
Так я лежал и умирал в бессилье
И вдруг услышал, как невдалеке
Два человека шли и говорили
На мне родном, аварском языке.
В полдневный жар в долине Дагестана
Я умирал, а люди речь вели
О хитрости какого-то Гасана,
О выходках какого-то Али.
И, смутно слыша звук родимой речи,
Я оживал, и наступил тот миг,
Когда я понял, что меня излечит
Не врач, не знахарь, а родной язык.
Кого-то исцеляет от болезней
Другой язык, но мне на нем не петь,
И если завтра мой язык исчезнет,
То я готов сегодня умереть.
Я за него всегда душой болею,
Пусть говорят, что беден мой язык,
Пусть не звучит с трибуны ассамблеи,
Но, мне родной, он для меня велик.
И чтоб понять Махмуда, мой наследник
Ужели прочитает перевод?
Ужели я писатель из последних,
Кто по-аварски пишет и поёт?
Я жизнь люблю, люблю я всю планету,
В ней каждый, даже малый уголок,
А более всего Страну Советов,
О ней я по-аварски пел как мог.
Мне дорог край цветущий и свободный,
От Балтики до Сахалина — весь.
Я за него погибну где угодно,
Но пусть меня зароют в землю здесь!
Чтоб у плиты могильной близ аула
Аварцы вспоминали иногда
Аварским словом земляка Расула —
Преемника Гамзата из Цада
Расул Гамзатов — Перевод с аварского Н.Гребнева
Родной язык
Родной язык — святой язык, отца и матери язык,
Как ты прекрасен! Целый мир в твоем богатстве
я постиг!
Качая колыбель, тебя мне в песне открывала мать,
А сказки бабушки потом я научился понимать.
Родной язык, родной язык, с тобою смело шел я
вдаль,
Ты радость возвышал мою, ты просветлял мою печаль.
Родной язык, с тобой вдвоем я в первый раз
молил творца:
— О боже, мать мою прости, прости меня,
прости отца.
Габдулла Тукай
Родной язык!
Он с детства мне знаком.
На нем впервые я сказала «мама»,
На нем клялась я верности упрямой.
И каждый вздох понятен мне на нем.
Родной язык!
Он дорог мне, он мой,
На нем ветра в предгорьях наших свищут,
Мне лепет птиц зеленою весной…
Но, как родной,
Люблю язык я русский.
Он нужен мне, как небо,
Каждый миг.
На нем живые, трепетные чувства
Открылись мне.
И мир открылся в них.
Я поняла на русском слове «счастье»,
Большое счастье жить и большой стране,
С ним не боюсь я горя и ненастья,
С ним не сгорю я ни в каком огне.
Текут две речки в сердце, не мелея,
Становятся единою рекой…
Забыв родной язык —
Я онемею.
Утратив русский —
Стану я глухой.
Т. Зумакулова, балкарская поэтесса
Каждому веку нужен родной язык,
каждому сердцу, дереву и ножу
нужен родной язык чистоты слезы —
так я скажу и слово свое сдержу.
Так я скажу и молча, босой, пройду
неплодородной, облачною страной,
чтобы вменить в вину своему труду
ставший громоздким камнем язык родной.
С улицы инвалид ухом к стеклу приник.
Всякому горлу больно, всякий слезится глаз,
если ветшает век, и его родник
пересыхает, не утешая нас.
Камни сотрут подошву, молодость отберут,
чтоб из воды поющий тростник возрос,
чтобы под старость мог оправдать свой труд
неутолимым кружевом камнетес.
Что ж — отдирая корку со сжатых губ,
превозмогая ложь, и в ушах нарыв,
каждому небу — если уж век не люб —
проговорись, забытое повторив
на языке родном, потому что вновь
в каждом живом предутренний сон глубок,
чтобы сливались ненависть и любовь
в узком твоем зрачке в золотой клубок.
Кенжеев Бахыт
О родном языке
Уму и сердцу язык твой проводник,
Без него попадёшь ты в тупик.
Язык твой – жизнь твоя, твои мечты,
Ты без него уже не ты.
Язык твой как родная мать,
Которую не унижать нельзя, не оскорблять.
Его ты должен, друг, благодарить
За то, что правильно умеешь говорить.
Родной язык – твоя душа, твой мир, твой луч,
Люби его за то, что он могуч.
Язык твой – щит, твоё общенье
Не допусти к нему пренебреженья.
Не дай повесить родному языку чужой ярлык.
Наследие твоё – твоя земля и твой язык
И искажать его невеждам не давай,
Об этом ты, дружок, не забывай
Галина Пурга
Родной язык
Благодарю я прежние эпохи,
Ученых и поэтов и народ
За тот язык, что мне вы подарили
И сохранили в самый страшный год!
Благодарю я мать, что мне читала
И, раскрывая каждой сказки смысл,
Она ошибки детства исправляла
И пробуждала к жизни мою мысль.
Благодарю я Куприна, Толстого,
Тургенева и Чехова всегда,
Что мой родной язык обогащали
И поддержали в трудный час меня.
И если в напасть, в годы лихолетья,
Не опустилась я еще до дна,
И если к людям сердце не закрыла,
Заслуга книги то, она моя судьба!
И не имея часто даже хлеба,
Я раскрывала слабою рукой
Своих друзей, проводников,
И время переносило в мир меня иной.
Родная речь, родной язык любимый,
Мы силу черпаем в тебе во все века.
Ты, наша драгоценность, наша сила,
И роль играешь в жизни маяка!
Павлова Лина
Родной язык — твоя земля,
На нем говорят леса и поля.
Плавно на нем река говорит,
Гудок парохода в ответ ей вторит.
На нем колыбельную мама поет,
Ребенок родную речь узнает.
Без языка не бывает народа,
Поздравлю я с днем языка вас родного.
Народы живут на планете большой,
Пусть все берегут язык свой родной.
Чтоб сохранить его для детей
И говорить с землею своей.
Кейінірек оқу үшін сақтап қойыңыз:
Қарап көріңіз 👇
Шерман Алекси | Poetry Foundation
Шерман Алекси — выдающийся индейский поэт, писатель, исполнитель и режиссер. Он получил высокую оценку за свои стихи и рассказы о современной жизни коренных американцев в резервациях, среди которых The Business of Fancydancing (1992), The Lone Ranger и Tonto Fist Fight in Heaven (1993), которые выиграли PEN / Премия Хемингуэя и Smoke Signals (1998), получивший признание критиков фильм, основанный на одном из рассказов Алекси, сценарий для которого он написал в соавторстве. Известный исполнитель собственных произведений, Алекси четыре года удерживал титул чемпиона мира по поэзии в супертяжелом весе. Он продолжает исполнять многие из своих стихов на поэтических слэмах, фестивалях и других мероприятиях и получает похвалу за энергию и эмоции, которые он привносит в свою работу.
Член племени Спокан/Кер д’Ален, Алекси выросла в индейской резервации Спокан в Веллпините, штат Вашингтон. Алекси родилась с гидроцефалией и перенесла операцию в шестимесячном возрасте; не ожидалось, что он выживет. Хотя он пережил этот опыт, в детстве у него были судороги, и большую часть своего детства он провел за чтением. В восьмом классе он решил поступить в среднюю школу Рирдан, расположенную в двадцати милях от резервации. Его достижения в старшей школе обеспечили ему поступление в Университет иезуитов Гонзага в Спокане в 1919 году.85, где он сделал успешную научную карьеру, но начал злоупотреблять алкоголем. Алекси перевелась в Университет штата Вашингтон в 1987 году и начала писать стихи и короткие рассказы. В 1990 году работа Алекси была опубликована в журнале Hanging Loose , успех, который, по его мнению, дал ему стимул бросить пить. С тех пор он остается трезвым.
В своих сборниках рассказов и стихов Алекси освещает отчаяние, нищету и алкоголизм, которые часто определяют жизнь коренных американцев, живущих в резервациях.
Его стихи, романы и рассказы вызывают грусть и негодование, но в то же время оставляют у читателей чувство уважения и сострадания к героям, оказавшимся, казалось бы, в безнадежной ситуации. Замешанные в преступлении, алкоголе или наркотиках, главные герои Алекси изо всех сил пытаются выжить в постоянном нанесении ударов по их разуму, телу и духу со стороны белого американского общества, а также их собственной ненависти к себе и чувства бессилия. Как утверждал Алекси в Одинокий рейнджер и Тонто Кулачный бой на небесах , Коренные американцы «способны выжить. Но это похоже на то, что индийцы могут легко пережить большие неприятности. Массовые убийства, потеря языка и прав на землю. Это маленькие вещи, которые причиняют боль больше всего. Белая официантка, которая отказывалась принимать заказ, Тонто, «Вашингтон Редскинз». В то время как он изображает жизнь коренных американцев, которые пытаются вырваться из своей ситуации с помощью алкоголя и других форм самоунижения, персонажи Алекси также получают доступ к умственному, эмоциональному и духовному выходу, который он называет «причудливыми танцами».
Ключевой характеристикой произведений Алекси является ирония, а его черный юмор часто поддерживается тонким чувством времени. Его поэтические сборники «Бизнес причудливых танцев» и «Первый индеец на Луне » (1993) разоблачают «мошеннические иллюзии, соблазняющие всех нас сегодня в Америке», — отметила Андреа-Бесс Бакстер в «Западноамериканская литература». Комментарий к The Business of Fancydancing, Первый опубликованный сборник стихов Алекси, Лесли Уллман в Kenyon Review писал, что автор «сплетает удивительно мягкое сочетание юмора, смирения, гордости и метафизической провокации из суровых реалий… жизни в жестяных лачугах, мечтаний об алкоголе, невезения и пародийных бедствий, а также саморазрушительное мужество его персонажей». Такая ирония также является важной силой в прозе Алекси, особенно в его ранних сборниках рассказов, Одинокий рейнджер и Тонто Кулачный бой на небесах и Самый крутой индеец в мире (2000), который Кен Фостер для San Francisco Chronicle описал как имеющий «постоянно мрачный комический тон».
В интервью Алекси прокомментировал свой переход от стихов к рассказам и романам как к «совершенно естественному, потому что… мои стихи — это рассказы. Для меня было естественным эволюционировать в более крупную форму. Не сказать, что поначалу для меня это было несложно, хотя… У меня была эта штука, чтобы выйти за рамки одной страницы, напечатанной на машинке. Я доходил до конца страницы и сходил с ума, потому что не знал, что делать дальше. Но истории становились все больше и больше… Они стали требовать больше места, чем может предоставить стихотворение».
Алекси был включен в список лучших молодых американских писателей Granta в 1996 году. Редактор Ян Джек сказал, что судьям «понравилась его [Алекси] работа, потому что в ней есть что нам рассказать. Жизнь коренных американцев, жизнь в резервации — это довольно мало описанный опыт». Он добавил, что «художественная литература, если она хороша, должна убедить вас в индивидуальной и внутренней жизни. Книга Алекси не была ханжеской, благочестивой или политической аргументацией — она познакомила вас с персонажами, которые были коренными американцами, и сделала их такими же сложными и странными, как и все остальные».
Ранние работы Алекси часто описывались в таких терминах. Верлин Клинкенборг отметился в Книжное обозрение Los Angeles Times , которое Алекси эффективно пишет для «разделенной аудитории, коренных американцев и англичан. Он готов рискнуть дидактикой всякий раз, когда останавливается, чтобы объяснить своим читателям особенности Спокана и, в более широком смысле, опыт коренных американцев. Но Алекси никогда не звучит поучительно. У него слишком удачное время для этого»; Эбигейл Дэвис в Bloomsbury Review заявила, что «этот первый роман Шермана Алекси так же близок к тому, чтобы помочь некоренному американцу понять современный индийский опыт, чем любая попытка в современной литературе. Читатель закрывает книгу, чувствуя тревогу, боль, надежду, глубоко задумавшись и как-то утомившись, как будто поиски персонажей были личным опытом».
Но по мере того, как прозаическая литература Алекси совершенствовалась, она стала меньше фокусироваться на раскрытии уникального индейского мира англоязычной аудитории.
Кен Фостер в своем обзоре «Самый крутой индеец в мире » для San Francisco Chronicle описал, как девять рассказов в сборнике прослеживают знакомую Алекси территорию конфликтов коренных и белых, не чувствуя «необходимости инструктировать своих читателей в подробности современной культуры американских индейцев, и почему он должен? Жизни, которые он изображает, настолько детально проработаны». Эрик Вайнбергер в своем обзоре сборника рассказов Алекси Ten Little Indians (2003) также отметил, что «самые успешные истории в Ten Little Indians не торгуют своей индийскостью». Роман Алекси 2007 года «, рейс , , » также по-новому раскрывает знакомые темы. В истории о 15-летнем приемном ребенке Зитсе, его приключениях во времени и перевоплощении в различные исторические персонажи Алекси «умело исследует обе стороны пресловутой войны. Зитс становится свидетелем жестокого насилия глазами белых и индейцев, отцов и сыновей, и он начинает понимать, что значит быть героем, злодеем и жертвой», — написал С.
Кирк Уолш в своем обзоре для журнала 9.0003 Нью-Йорк Таймс. Выпущенный в том же году полуавтобиографический роман Алекси для молодежи «: Абсолютно правдивый дневник индейца, работающего неполный рабочий день » получил высокую оценку критиков и получил множество наград, в том числе Национальную книжную премию в области литературы для молодежи.
Алекси также активно снималась в кино, помогая в создании первого полностью индийского фильма. Smoke Signals (1998), крупный студийный релиз, написание и постановка адаптации его собственной книги The Business of Fancy-Dancing (2003) и написание сценария независимого фильма 49? (2003 г.). Основанный на рассказе Алекси, фильм « дымовых сигнала » был спродюсирован, поставлен и сыгран талантливыми коренными американцами. Сюжет повествует о молодом человеке, живущем бесцельной жизнью в Айдахо. Виктор Джозеф, потерявший контакт со своими коренными корнями, отправляется в путешествие, чтобы «открыть свое прошлое и принять свое настоящее», как выразился писатель Los Angeles Magazine Джеймс Гринберг. Готовый фильм получил высшие награды кинофестиваля «Сандэнс»; по случаю своего 1998, Алекси сказал интервьюеру Time , что надеется, что Smoke Signals откроет двери для индийских кинематографистов. Он указал на афроамериканского режиссера Спайка Ли как на образец для подражания: «Спайк не обязательно снимал фильмы так, как он вдохновлял кинематографистов верить в себя. Вот что здесь произойдет. Эти 13-летние индийские дети, которые сходили с ума со своими видеокамерами, наконец-то увидят возможности».
Несмотря на то, что он исследует одни и те же темы во всех выбранных им жанрах, поэзия Алекси, возможно, даже более застенчива и иронична, чем его проза. Сочетая в себе повествование, формальное новаторство и великолепный лиризм, его поэтические сборники часто содержат расширенные прозаические произведения, как, например, в The Business of Fancy-Dancing , First Indian on the Moon (1993) и One Stick Song (2000), которые Publisher’s Weekly хвалили за «способность работать с несколькими точками зрения и сложными психологическими темами с помощью юмор, который подпитывает читабельность».
Его сборник Face (2009) включает стихи, написанные в таких формах, как сестина и вилланель, а также метатекстовые эффекты, такие как расширенные сноски и моменты самосознания, ломающие рамки. Эффект, по словам Стивена Росса в Oxonian Review , «беззаботный, но не легкий, разговорный, но не клише, и серьезный, но не сентенциозный».
Алекси была лауреатом многочисленных наград и грантов, в том числе премии Мейсона 2009 года, премии Stranger Genius Award 2008 года, премии Pushcart, премии PEN/Malamud, стипендии Национального фонда искусств и поэзии, а также многочисленных почетных степеней. Он очень востребованный оратор и был гостем в общенациональных радио- и телепрограммах, таких как «Отчет Макнила-Лерера», «СЕЙЧАС с Биллом Мойерсом» и «Отчет Кольбера». Он живет в Сиэтле, штат Вашингтон, с женой и двумя сыновьями.
[обновлено в 2010 г.]
Новый сборник стихов Джой Харджо выдвигает на передний план проблемы коренных народов | Искусство и культура
Харджо на кинофестивале «Сандэнс» 2005 года в Парк-Сити, штат Юта.
Карло Аллегри / Getty Images
Увидеть живое выступление Джой Харджо — это трансформирующий опыт. Всемирно известный исполнитель и поэт народа Маскоги (Мвскоке)/Крик переносит вас словом и звуком в среду, подобную утробе, повторяя традиционный лечебный ритуал. Золотые ноты альт-саксофона Харджо заполняют темные углы серой университетской аудитории, пока публика вдыхает ее музыку.
Харджо родилась в Талсе, штат Оклахома, и выросла в доме, где доминировал ее жестокий белый отчим. Сначала она выразила себя через живопись, прежде чем погрузиться в книги, искусство и театр как средство выживания; ее выгнали из дома в 16 лет. Хотя она никогда не жила в резервации и не изучала язык своего племени, в 19 лет она официально вступила в племя Маскоги и остается активной по сей день. Хотя у нее смешанное происхождение, в том числе маскоги, чероки, ирландцы и французы, Харджо больше всего идентифицирует себя со своими индейскими корнями. 19 июняБиблиотека Конгресса назвала ее поэтом-лауреатом США, первым коренным американцем, занявшим эту должность; она официально возьмет на себя роль в следующем месяце.
Хотя английский — единственный язык, на котором Харджо говорила в детстве, у нее очень сложные отношения с ним, поскольку она считает свое владение языком пережитком усилий американских поселенцев по уничтожению идентичности коренных жителей. Тем не менее, она провела свою карьеру, используя английский язык в поэтических и музыкальных выражениях, превращая коллективную местную травму в исцеление.
«Поэзия использует язык, несмотря на языковые ограничения, будь то язык угнетателя или любой другой язык», — говорит Харьо. «По сути, это за пределами языка».
В «Американский рассвет» , 16-м сборнике стихов Харджо, выпущенном Нортоном на этой неделе, она продолжает свидетельствовать о насилии, с которым столкнулись коренные американцы после принятия Эндрю Джексоном Закона о переселении индейцев. Ее слова выражают то, что прошлое, настоящее и будущее являются частью одной и той же непрерывной нити.
Американский восход: стихи
Потрясающий новый том от первого индейского поэта-лауреата Соединенных Штатов, рассказывающий о ее племенной истории и связи с землей.
«Поведение или история каждого человека влияет на всех остальных, — говорит Харьо. «Я думаю о каждом поколении в спирали, выступающем вместе за исцеление, и, возможно, к этому оно и приходит. То, что делает каждый из нас, вызывает волны вперед и назад. Каждый из нас должен уметь рассказывать свои истории и уважать их».
Кевин Говер, гражданин племени пауни и директор Смитсоновского национального музея американских индейцев, впервые увидел выступление Харджо со своей группой Poetic Justice в середине-конце 80-х. Он говорит, что она, как и все великие поэты, пишет от сердца, но у нее есть особый способ передать точку зрения коренных американцев.
«Она видит вещи так, как это хорошо знакомо другим коренным жителям», — говорит он. «Не с точки зрения мнения или точки зрения, а просто как взгляд на мир. Многие ее метафоры связаны с миром природы и тем, как мы видим эти вещи. Она также выражает боль и историческую травму, с которыми хорошо знакомы коренные жители».
Новые стихи, которыми она делится в Рассвет в Америке , посвящены всему, что было украдено — от материальных ценностей до религий, языка и культуры — и их детям, чьи «волосы были острижены, их игрушки и одежда ручной работы сорваны с них».
Она также говорит со своими собратьями по рождению и предлагает резкие предупреждения о том, чтобы не потерять себя из-за ложной свободы веществ, а также приглашает стоять прямо и праздновать свое наследие: «И неважно, что происходит в эти времена разрушения—/ Неважно диктаторов, бессердечных и лжецов, / Неважно, — ты рожден от тех, / Кто хранил в руках церемониальные угли / Все версты неумолимого изгнания…».
В конце 1960-х, когда процветала вторая волна индейского возрождения, Харджо и другие коренные писатели и художники нашли общность в более полном пробуждении своей идентичности коренных жителей, переживших этнические чистки. Единственный способ понять наследственную травму — превратить боль в искусство, переосмыслившее их нарративы отдельно от белой культуры.
В заглавном стихотворении своего последнего сборника Харджо противопоставляет землю барам, где туземцы «пили, чтобы помнить, чтобы забыть». Потом подъезжали «к краю горы, с барабаном. Мы / поняли смысл нашей прекрасной безумной жизни под звездными звездами». Вместе они вспомнили о своем чувстве принадлежности к племенной культуре и к земле: «Мы знали, что все мы связаны в этой истории, немного Джина / прояснит тьму и заставит всех нас танцевать». Стихотворение заканчивается тоской по признанию и уважению: «Сорок лет спустя, а мы все еще хотим справедливости. Мы все еще Америка. Мы».
Задолго до того, как Харджо была названа поэтом-лауреатом, выставив свое творчество на национальную сцену, она столкнулась с трудностями, пытаясь найти свою аудиторию перед лицом невидимости коренных американцев.
Несмотря на то, что она получила некоторое положительное наставничество в уважаемой писательской мастерской Айовы, которую она закончила со степенью магистра иностранных дел, Харджо также испытала изоляцию в учреждении. «Я была невидимой или в гетто», — говорит она о своем пребывании там. В какой-то момент, выступая на приеме для потенциальных спонсоров, она услышала, как директор сказал, что программа больше предназначена для обучения писателей-мужчин.
Даже при том, что она знала, что это было правдой, прямолинейность была шокирующей, чтобы услышать.
Харджо появился из программы примерно в то же время, что и его современницы Сандра Сиснерос и Рита Дав, которые вместе стали тремя самыми сильными поэтическими голосами своего поколения.
Позже в своей карьере Харджо внесла существенные изменения в свою игру. В возрасте 40 лет, находясь под сильным влиянием музыкальных ощущений джаза, она научилась играть на саксофоне, чтобы усилить воздействие своей устной поэзии. Она также играет на индейской флейте, укулеле и барабанах, чередуя их для разного эмоционального резонанса. «Музыка занимает центральное место в поэзии и в моем поэтическом опыте, — говорит Харьо.
Аманда Кобб-Гритэм, исследователь наследия чикасо, председатель программы изучения коренных американцев Университета Оклахомы и директор Центра коренных народов, читала, изучала и преподавала работы Джой Харджо более 20 лет. Она говорит, что для Харджо стихотворение выходит за рамки страницы.
«В мире движутся звук, ритм и дух, — говорит она. «Может быть, это движет миром».
С пятью музыкальными альбомами, выпущенными в период с 1997 по 2010 год, и насыщенным графиком выступлений по сей день, Харджо оглядывается на свои ранние работы, предшествующие музыке, как на незавершенные. «Мои выступления основаны на музыкальном опыте, — говорит она. «Я слушал ранние поэтические выступления, до моего музыкального опыта с поэзией, и я звучу плоско, почти монотонно».
Присутствие на сцене Харджо несет в себе акт бунтарства. В ней есть место не только для исцеления изуродованных историй коренных американцев, но и для других коренных народов по всему миру.
Наше понимание межпоколенческой травмы в настоящее время подкрепляется новыми научными исследованиями в области эпигенетики, которые предполагают, что травма — это не просто результат непосредственного опыта индивидуума, но она может быть передана посредством генетического кодирования. Возможно, это одно из объяснений акцента Харджо на том, чтобы жить в мощных воспоминаниях предков.
«Я видела, как в памяти всплывают истории, которые раньше хранились у предков, — говорит она. «Однажды я оказался на поле битвы в битве при Хорсшу-Бенд, решающей битве или резне, по сути, последней битве против незаконного хода. Мой прадед в семи поколениях стоял со своим народом против Эндрю Джексона. Я чувствовал себя дедушкой. Я почувствовал то же, что и он, почувствовал запах и вкус пороха и крови. Эти воспоминания живут буквально внутри нас».
Говер подчеркивает, что назначение Харджо в качестве поэта-лауреата США подтверждает ее талант как поэта, а также опыт и мировоззрение коренных американцев. «Те из нас, кто читал индейскую литературу, знают, что в сети постоянно появляется множество прекрасных авторов, и их становится все больше. Так что видеть одного из них удостоенным звания поэта-лауреата очень приятно для тех из нас, кто знает качество литературы коренных американцев».
Десять лет назад Харджо написала в газете своего племени: Muscogee Nation : «Достаточно сложно быть человеком и тяжело быть индейцем в мире, в котором на тебя смотрят как на историю, развлечение или жертву…».
Когда ее спросили, считает ли она, что повествование о коренных американцах вообще изменилось с тех пор, она указала на отсутствие значительного политического представительства: «Коренные народы до сих пор не имеют места за столом. Мы редко присутствуем в общенациональных разговорах». Сегодня культурное присвоение остается безудержным во всем, от моды до некоренных людей, небрежно называющих что-то своим тотемным животным.
В то время как она воодушевлена такими проектами, как Reclaiming Native Truth, который направлен на то, чтобы дать коренным жителям возможность противостоять дискриминации и развеять мифы и заблуждения Америки об американских индейцах посредством образования и изменения политики, Харджо говорит, что при администрации Трампа коренные американцы находятся в аналогичном положении. кризисный момент, как в эпоху Эндрю Джексона.
«Мы снова беспокоимся о нашем существовании как коренных народов, — говорит она. От продажи священной земли в Национальном монументе «Медвежьи уши» и Большой лестнице-Эскаланте до нападений на протестующих в Стэндинг-Рок и законов о подавлении избирателей, несправедливо направленных против коренных общин, живущих в резервациях, — многие коренные американцы видят, как история повторяется сегодня.
Кроме того, разлучение детей со своими семьями на границе отражает давнюю историю разделения детей коренных народов со своими семьями. «То, что происходит на границе, напоминает то, что происходило с коренными жителями в эпоху переселения», — говорит Харьо. До 1978 года, когда Конгресс принял Закон о защите детей в Индии (ICWA), государственные чиновники, религиозные организации и агентства по усыновлению обычно практиковали разлучение детей с семьями в рамках усилий по ассимиляции, что разлучало и глубоко травмировало коренные общины 9.0009
Харджо говорит, что старейшины всегда говорили ее поколению, что однажды те, кто украл у них и правил ими с помощью оружия, населения и законов, однажды придут к ним, чтобы вспомнить, кто они такие, чтобы выжить. «Я верю, что эти учения относятся к искусству, поэзии и представлениям коренных народов, но к ним нужно относиться с уважением».
Кобб-Гритэм добавляет: «Я знаю, что благодаря ее назначению лауреатом поэтессы США многие люди придут к пониманию ее поэзии как дара — дара, которым нужно делиться, дарить и получать».