Смышленные птицы. Георгий Скребицкий. Скребицкий г рассказы о птицах
Георгий Скребицкий - Рассказы охотника
В настоящее издание вошли рассказы о животных, написанные для детей известным писателем-натуралистом Г. А. Скребицким (1903–1964).
Просто и увлекательно автор рассказывает о том, как живут обитатели леса в разные времена года.
Для младшего возраста.
Содержание:
Г. СкребицкийРассказы охотника
Филюша
Ко мне в комнату вбежали, запыхавшись, деревенские ребятишки.
- Дяденька, кого мы нашли! Ой, кого мы нашли! Глазищами так и ворочают!.. - загалдели они все разом, перебивая друг друга.
Из сбивчивых рассказов ребят я только понял, что они нашли в лесу логово с какими-то серыми лохматыми зверями, должно быть с волчатами. Я взял ружье и вместе с ребятишками отправился в лес.
Они привели меня в самую глушь, на старую, заболоченную гарь.
Кругом громоздились наваленные друг на друга темные полусгнившие стволы деревьев. Приходилось то подлезать под них, то перелезать через сплошные заграждения. Вывороченные корни торчали вверх, будто щупальцы гигантских осьминогов. В ямах под ними чернела густая, как деготь, болотная вода.
Между гниющими деревьями густо разросся молодой зеленый березняк и разные болотные травы.
Даже в жару здесь было прохладно и остро пахло душистой болотной сыростью.
- Куда же мы идем? - спросил я у своих провожатых.
- А вон на ту гриву. Там у самого края… - заговорили они, показывая на небольшой, поросший сосняком холмик.
Мы двинулись дальше. Смотрю - ребята мои начали отставать.
- А что как сама матка с ними? - говорили они. - Уж и задаст она нам - больше не полезешь.
Я плохо представлял, каких именно зверей нашли дети, и потому, сознаюсь, тоже не без робости приближался к таинственному логовищу. Может быть, там не волки, а рысь! С ней разговор похуже будет. Волчица труслива, она в случае опасности убежит от детей, а рысь, пожалуй, и броситься может.
Ребятишки пропустили меня вперед, а сами сбились в кучу за моей спиной.
- Вон, вон, видишь, сосна повалена, под корнями будто нора. Там и сидят… все серые, лохматые, глазища так и горят… Стра-а-ашно!..
Я взвел курок ружья и стал осторожно подбираться к логовищу. Подойдя шагов на десять, я свистнул и приготовился стрелять. Но из-под сосны никто не показывался. Я подошел ближе, свистнул еще раз. Опять никого.
Да есть ли там кто-нибудь? Может, давно все убежали?
Я подобрался к самой сосне и заглянул под корни.
Вижу - два каких-то серых пушистых существа жмутся друг к другу. Я пригляделся получше и чуть не вскрикнул от удивления: в норе под корнями сидели два серых мохнатых филиненка. "Ну и птицы! А я-то их чуть за зверей не принял. Да какие забавные, глазастые! Возьму-ка, - думаю, - одного домой, отвезу в город, в школьный живой уголок. Вот уж ребята обрадуются!"
Я обмотал руку носовым платком, чтобы филиненок меня не поранил, и не без труда вытащил из-под корней большого, отчаянно сопротивлявшегося птенца.
Ребята обступили меня.
- Ну и страшилище! А глазищи-то, глазищи! И на птицу совсем не похож!
Филиненок был уже почти со взрослого филина, с огромной головой и желтыми кошачьими глазами; весь в коричнево-сером пуху, кое-где у него уже пробивались перья.
Он испуганно озирался, раскрывал рот и злобно шипел.
Мы принесли его домой и посадили в просторный чулан.
* * *
Пойманный филиненок очень скоро привык ко мне. Когда я входил в чулан, он больше не жался в угол, а, наоборот, неуклюже бежал ко мне навстречу, раскрывал рот и требовал еды.
Кормил я его мелко нарубленным сырым мясом, которое он глотал с большой жадностью. Назвал я его Филюшей.
Филюша чувствовал себя отлично; он быстро рос и покрывался перьями. Часто, сидя на полу, он начинал размахивать крыльями и подпрыгивать, стараясь взлететь.
Один раз, войдя в чулан, я не нашел филина на обычном месте - в углу за ящиком. Я обшарил весь чулан - Филюши нигде не было. Значит, удрал как-нибудь.
Мне было очень досадно и жаль филиненка. "Ведь летать он еще не умеет, кормиться сам не сможет, забьется куда-нибудь под сарай или под дом и погибнет", думал я.
Вдруг надо мной кто-то завозился. Гляжу, а это Филюша: сидит на полке у самого потолка и поглядывает на меня.
Обрадовался я, говорю ему:
- Вот ты куда, разбойник, забрался! Значит, крылья покрепче стали; скоро и совсем летать начнешь.
После этого прохожу я как-то раз мимо чулана. Вдруг слышу - там шум, возня какая-то. Открыл дверь, гляжу - сидит Филюша посреди пола; весь распушился, шипит на меня, клювом щелкает.
Понять не могу, что с ним такое случилось. Пригляделся я: вижу - а у филина из-под лапы огромная крыса торчит.
- Эге, брат, да ты здесь уже за крысами охотиться начинаешь?
"Вот ведь как интересно! - подумал я. - Взял филиненка из гнезда совсем маленьким, никто его не учил, а пришло время, он и сам за охоту принялся".
Съел Филюша крысу всю до последней косточки и шкурку тоже съел, потом взлетел к себе на полку, уселся там и задремал. А наутро гляжу - на полу под полкой лежит твердый серый комочек: это Филюша остатки выплюнул.
Хищные птицы всегда так делают: глотают добычу целыми кусками, вместе с костями, с шерстью, с перьями. Мясо у них в желудке переварится, а все несъедобное в твердый комочек склеится. Они его и выплюнут. Такие комочки называются погадками.
С тех пор как Филюша поймал крысу, я перестал кормить его рубленым мясом, а стал ему стрелять воробьев, галок, ворон. Принесу и брошу на пол убитую птицу. Филюша сразу весь распушится, нацелится на добычу, будто она живая, потом бросится с полки, схватит когтями и начнет ее рвать своим крючковатым клювом. Наестся - и назад на полку.
* * *
Однажды дворовые собаки задушили ежа. Я давно уже слышал, что филины любят ежиное мясо. Взял ежа, несу Филюше и думаю: "Как же он будет у ежа мясо от кожи с иголками отдирать? Ведь исколется, пожалуй, да еще иголку как бы случайно не проглотил".
Филюша только увидел ежа, бросился на него, вцепился в добычу когтями и начал отрывать большие куски мяса. Рвет и глотает, прямо вместе со шкурой, с колючками.
Я так и замер - иглы-то острые, как же он себе ими весь рот и желудок не исколет? А Филюша хоть бы что! Всего ежа съел.
Целый день я был неспокоен - боялся, как бы филин от такого "колючего обеда" не заболел. Несколько раз я заходил его проведывать, но Филюша преспокойно дремал у себя на полке.
Наутро я нашел на полу две погадки с ежиными иголками.
* * *
Прошло около месяца с тех пор, как я принес филина из леса. Теперь он уже совсем хорошо летал по чулану.
Как-то сидел я на дворе около дома. Вдруг вижу - из раскрытых сеней вылетает Филюша. Верно, нечаянно дверь в чулане оставили открытой.
Не успел я ахнуть, как филин уже сидел на крыше. Яркий солнечный свет ослепил его, он удивленно вертел своей огромной головой и не решался лететь дальше.
Я бросился к чердачной лестнице, но в это время Филюша взмахнул своими огромными мягкими крыльями и тихо полетел через двор к березовой роще.
Я побежал за ним, не зная, что же мне делать. "Улетел мой подарок ребятам!"
Вдруг с берез сорвалась целая стая грачей. С громким карканьем набросились они на Филюшу. В воздухе замелькали крылья, перья. Все смешалось и полетело вниз.
profilib.org
Смышленные птицы. Георгий Скребицкий. |
Рассказ Смышленные птицы. Георгий Скребицкий
Я поехал в деревню к приятелю Ивану Антоновичу, чтобы договориться насчёт охоты.
Войдя в знакомый домик, я совсем неожиданно оказался свидетелем маленькой семейной сцены. Мой приятель сидел на стуле, сконфуженно опустив голову и пощипывая себя за бороду. А перед ним, вызывающе подбоченясь, стояла его седая, почтенная супруга Анна Саввишна и насмешливо говорила:
— Ну какой ты охотник, если даже ворону и ту подстрелить не можешь! Индюк ты, а не охотник! Индюк, индюк…
— Ну, матушка, при чём же тут индюк? — развёл руками Иван Антонович.
— А при том, что он тоже вроде тебя: пыжится, тужится, а никакого толку и нет. Одна болтовня: блум-блум-блум. Раскрылетится на весь двор…
Анна Саввишна уже хотела продемонстрировать, как именно раскрылетившись ходит индюк, растопырила руки, повернулась к двери и тут только увидела меня.
— Батюшки, к нам гость пожаловал! — весело воскликнула она. — А мы тут с Ваней заговорились и не заметили.
— Да, да, заговорились, — покачал головой Иван Антонович, пожимая мне руку. — Уж с моей Анной Саввишной много не наговоришься. Командир. Ей бы не птичником ведать, а войском командовать.
— А что же, если понадобится, и скомандую. Это ты вот с воронами никак не справишься.
Иван Антонович даже крякнул с досады:
— Дались ей эти вороны, хоть из дому беги!
— Так разве я не права? — Анна Саввишна обернулась ко мне. Послушайте, разберите сами. Дали мне птичью ферму, каждый день на откорм птиц еду отпускают: отрубей, хлеба, картошки и всякую всячину. А мы кого ворон откармливаем! Только еду вынесу, как налетят, кур отгонят, всё разом пожрут. До того разожрались, еле-еле летают. — Анна Саввишна насмешливо кивнула в сторону мужа. — А мой охотник ничего с ними поделать не может.
— Да что же с ними поделаешь? — опять развёл руками Иван Антонович. Я и ума не приложу. Только с ружьём на птичник покажешься, их будто ветром сдует, ни одной нет. А как ушёл, опять налетели.
— Это тебе не тетеревей стрелять, — засмеялся я. — Ворона — птица смышлёная, её трудно перехитрить.
Целый вечер ушёл у нас на обдумывание такой и впрямь замысловатой охоты.
Наконец мне пришла в голову интересная мысль: завтра же утром Иван Антонович оденется в платье и шубу Анны Саввишны, повяжется платком, возьмёт ружьё, ведро с кормом и пойдёт кормить птиц.
Посмотрим тогда, кто кого перехитрит.
Все одобрили мой план, и мы, очень довольные хитрой выдумкой, отправились спать.
Утро началось с маленького маскарада. Иван Антонович надел поверх брюк длинную юбку, накинул на плечи женину шубу, повязался платком и стал похож на волка из «Красной Шапочки», когда тот нарядился в чепец и платье бабушки.
— Ну и чучело! — всплеснула руками Анна Саввишна. — Да как ты выйдешь во двор, все вороны от одного страха помрут!
Действительно, вид у Ивана Антоновича был весьма оригинальный. Из-под надвинутого на самые брови платка смотрели растерянные глаза и уже совсем неуместно торчали усы и седая окладистая борода.
— Чёрт знает что придумали! — смущённо бормотал он. — Ещё встретишь кого на дворе, на весь район ославят.
Иван Антонович торопливо взял ведро с птичьим кормом, затем, по старой охотничьей привычке, ловко вскинул на плечо ружьё и отправился на птичий двор.
Мы с Анной Саввишной тоже вышли из дома и издали смотрели, что будет.
— Кур-кур-кур! — тоненьким голосом начал звать Иван Антонович, рассыпая по кормушкам еду.
Не успели куры опомниться и принять адресованное им приглашение, как уже целая стая ворон слетелась на ближайшее дерево, ожидая, когда бородатая птичница отойдёт в сторону. Но в этот раз нахальные птицы жестоко ошиблись. Птичница прицелилась и выпалила в самую воронью кучу.
Поднялся невероятный переполох. Убитые птицы попадали с дерева на землю, а остальные со страшным шумом и гвалтом разлетелись в разные стороны.
— Я вам, негодницы! — грозил им вслед Иван Антонович. — Будете у меня колхозное добро воровать!
В этот день ни одна из крылатых воровок не смела и носа показать на птичий двор.
Но на следующий день вороны как ни в чём не бывало опять заявились к куриному завтраку. Пришлось ещё раз повторить охоту с переодеванием, и она опять увенчалась успехом.
Так продолжалось три дня. И на этом, увы, торжество нашей затеи окончилось. Смышлёные птицы, видно, разобрались, в чём тут дело, и, завидев ещё издалека воинственную «птичницу», разлетались прочь.
Зато стоило на двор прийти с ведром Анне Саввишне, как вороны с радостным криком уже летели ей навстречу.
— Неужели они в лицо меня узнают? — удивлялся Иван Антонович.
— И ничего нет мудрёного! — сердито отвечала Анна Саввишна. Бородища-то у тебя какая, страсть поглядеть! Сбрей её и усы сбрей, тогда будет дело совсем иное.
— Нет, матушка, — наотрез отказался Иван Антонович. — Потом ты ещё скажешь, что нос у меня велик, на твой не походит, значит, и нос придётся подрезать. Потом и ноги и руки укоротить. Нет уж, уволь. Тебе птица поручена, ты её и обхаживай, а у меня своё дело имеется. Всяк за своё и отвечает.
После такого отпора Иван Антонович решительно снял с себя юбку, стащил с головы платок, расчесал бороду и лихо подкрутил усы. Потом скрутил козью ножку, закурил.
— Всё в порядке! — весело сказал он и отправился на колхозный двор осматривать сеялки, чтобы подправить к весне всё, что требует ремонта.
Зато Анна Саввишна пришла теперь в полное уныние.
— Ну, теперь держись, — грустно сказала она. — За четыре дня эти негодницы проголодались — сразу корм пожрут.
Я тоже не знал, что и придумать. Неужели же правда вороны научились узнавать в лицо Ивана Антоновича и отличать от Анны Саввишны? А может быть, тут дело в чём-то другом?
— Анна Саввишна, а попробуйте-ка вы захватить с собой ружьё, предложил я. — Может, они и вас с ружьём испугаются.
И вот на другое утро степенная, толстая Анна Саввишна вдруг превратилась в древнеримскую богиню охоты — Диану. Она не только захватила с собой ружьё, но даже перекинула через плечо охотничий рог.
— Так пострашнее будет, — пояснила она.
О радость! Заметив блестящие охотничьи доспехи, ни одна из крылатых воровок не осмелилась даже приблизиться к птичнику. Куры спокойно ели свой корм, а между ними, как настоящая Диана, сверкая оружием, расхаживала Анна Саввишна. Она торжествовала победу.
danlik.ru
Скребицкий Георгий Алексеевич Рассказы о родной природе - Рассказы - Библиотека
ДРУЗЬЯ МОЕГО ДЕТСТВА
ЛЕСНОЕ ЭХО
Мне было тогда лет пять или шесть. Мы жили в деревне.
Однажды мама пошла в лес за земляникой и взяла меня с собой. Земляники в тот год уродилось очень много. Она росла прямо за деревней, на старой лесной вырубке.
Как сейчас, помню я этот день, хотя с тех пор прошло более пятидесяти лет. День был по-летнему солнечный, жаркий. Но только мы подошли к лесу, вдруг набежала синяя тучка, и из неё посыпался частый крупный дождь. А солнце всё продолжало светить. Дождевые капли падали на землю, тяжело шлёпались о листья. Они повисали на траве, на ветвях кустов и деревьев, и в каждой капле отражалось, играло солнце.
Не успели мы с мамой стать под дерево, как солнечный дождик уже кончился.
— Погляди-ка, Юра, как красиво, — сказала мама, выходя из-под веток.
Я взглянул. Через всё небо разноцветной дугой протянулась радуга. Один её конец упирался в нашу деревню, а другой уходил далеко в заречные луга.
— Ух, здорово! — сказал я. — Прямо как мост. Вот бы по нему пробежаться!
— Ты лучше по земле бегай, — засмеялась мама, и мы пошли в лес собирать землянику.
Мы бродили по полянам возле кочек и пней и всюду находили крупные спелые ягоды.
От нагретой солнцем земли после дождя шёл лёгкий пар. В воздухе пахло цветами, мёдом и земляникой. Потянешь носом этот чудесный запах — будто какой-то душистый, сладкий напиток глотнёшь. А чтобы это ещё больше походило на правду, я срывал землянику и клал её не в корзиночку, а прямо в рот.
Я бегал по кустам, стряхивая с них последние дождевые капли. Мама бродила тут же неподалёку, и поэтому мне было вовсе не страшно заблудиться в лесу.
Большая жёлтая бабочка пролетела над полянкой. Я схватил с головы кепку и помчался за ней. Но бабочка то спускалась к самой траве, то поднималась вверх. Я гонялся, гонялся за ней, да так и не поймал — улетела куда-то в лес.
Совсем запыхавшись, я остановился и огляделся кругом. «А где же мама?» Её нигде не было видно.
— Ау! — закричал я, как, бывало, кричал возле дома, играя в прятки.
И вдруг откуда-то издали, из глубины леса, послышалось ответное: «Ау!»
Я даже вздрогнул. Неужели я так далеко убежал от мамы? Где она? Как же её найти? Весь лес, прежде такой весёлый, теперь показался мне таинственным, страшным.
— Мама!.. Мама!.. — что было сил завопил я, уже готовый расплакаться.
«А-ма-ма-ма-ма-а-а-а!» — будто передразнил меня кто-то вдали. И в ту же секунду из-за соседних кустов выбежала мама.
— Что ты кричишь? Что случилось? — испуганно спросила она.
— Я думал, ты далеко! — сразу успокоившись, ответил я. — Там в лесу кто-то дразнится.
— Кто дразнится? — не поняла мама.
— Не знаю. Я кричу — и он тоже. Вот послушай! — И я опять, но уже храбро крикнул: — Ау! Ау!
«Ау! Ау! Ау!» — отозвалось из лесной дали.
— Да ведь это эхо! — сказала мама.
— Эхо? А что оно там делает?
— Ничего не делает. Твой же голос отдаётся в лесу, а тебе кажется, что кто-то тебе отвечает.
Я недоверчиво слушал маму: «Как же это так? Мой же голос — и мне отвечает, да ещё когда я уже сам молчу!»
Я опять попробовал крикнуть:
— Иди сюда!
«Сюда-а-а-а!» — откликнулось в лесу.
— Мама, а может, там всё-таки кто-нибудь дразнится? — нерешительно спросил я. — Пойдём-ка посмотрим.
— Вот глупый какой! — засмеялась мама. — Ну пойдём, если хочешь, только никого мы с тобой не найдём.
Я взял маму на всякий случай за руку: «Кто его знает, что это за эхо!», и мы пошли по дорожке в глубь леса. Изредка я покрикивал:
— Ты здесь?
«Зде-е-е-сь!» — отвечало впереди.
Мы перебрались через лесной овраг и вышли в светлый берёзовый лесок. Тут было совсем не страшно.
Я отпустил мамину руку и побежал вперёд.
И вдруг я увидел «эхо». Оно сидело на пеньке спиной ко мне. Всё серое, в серой лохматой шапке, как леший с картинки из сказок. Я вскрикнул и бросился назад к маме:
— Мама, мама, вон эхо на пеньке сидит!
— Что ты всё глупости говоришь! — рассердилась мама.
Она взяла меня за руку и храбро пошла вперёд.
— А оно нас не тронет? — спрашивал я.
— Не дури, пожалуйста, — ответила мама.
Мы вышли на полянку.
— Вон, вон! — зашептал я.
— Да это же дедушка Кузьма коров пасёт!
Услышав мамин голос, «эхо» обернулось, и я увидел знакомую белую бороду, усы и брови, тоже белые, как из ваты, будто их нарочно приклеили к загорелому, сморщенному, как печёное яблоко, лицу.
— Дедушка, а я думал, ты — эхо! — закричал я, подбегая к старику.
— Эхо? — удивился тот, опуская деревянную дудочку — жалейку, которую он выстругивал ножом. — Эхо — это, милый, не человек. Это лесной голос.
— Как «лесной голос»? — не понял я.
— А так. Ты крикнешь в лесу, а он тебе и откликнется. Каждое деревце, каждый кустик отзвук даёт. Вот послушай, как мы с ними переговариваемся.
Дед поднял свою дудочку — жалейку — и заиграл нежно, протяжно. Он играл, словно напевал какую-то грустную песенку. А где-то далеко-далеко в лесу ему вторил другой такой же голос.
Подошла мама и села на соседний пенёк. Дедушка кончил играть, и эхо тоже кончило.
— Вот, сынок, слыхал теперь, как я с лесом перекликаюсь? — сказал старик. — Эхо — это самая душа леса. Что птица свистнет, что зверь закричит — всё тебе передаст, ничего не скроет. А ты ходи по лесу да слушай его. Оно тебе всю лесную тайну откроет.
Так я тогда и не понял, что же такое эхо. Но зато на всю жизнь полюбил его, полюбил, как таинственный голос леса, как песню жалейки, как старую детскую сказку.
И теперь, через много-много лет, только услышу эхо в лесу — сразу вспоминается мне: солнечный день, берёзы, полянка и посреди неё на старом пне что-то лохматое, серое. Может, это наш деревенский пастух сидит, а может, и не пастух, а сказочный дедушка-леший. Сидит он на пеньке, строгает кленовую дудочку — жалейку. А потом будет играть на ней в тихий вечерний час, когда засыпают деревья, трава и цветы и медленно из-за леса выбирается рогатый месяц и наступает летняя ночь.
ПУШОК
В доме у нас жил ёжик, он был ручной. Когда его гладили, он прижимал к спине колючки и делался совсем мягким. За это мы его прозвали Пушок.
Если Пушок бывал голоден, он гонялся за мной, как собака. При этом ёж пыхтел, фыркал и кусал меня за ноги, требуя еды.
Летом я брал Пушка с собой гулять в сад. Он бегал по дорожкам, ловил лягушат, жуков, улиток и с аппетитом их съедал.
Когда наступила зима, я перестал брать Пушка на прогулки, держал его дома. Кормили мы теперь Пушка молоком, супом, мочёным хлебом. Наестся, бывало, ёжик, заберётся за печку, свернётся клубочком и спит. А вечером вылезет и начнёт по комнатам бегать. Всю ночь бегает, лапками топает, всем спать мешает. Так он у нас в доме больше половины зимы прожил и ни разу на улице не побывал.
Но вот собрался я как-то на санках с горы кататься, а товарищей во дворе нет. Я и решил взять с собою Пушка. Достал ящичек, настелил туда сена и посадил ежа, а чтобы ему теплей было, сверху тоже сеном закрыл. Ящик поставил в санки и побежал к пруду, где мы всегда катались с горы.
Я бежал во весь дух, воображая себя конём, и вёз в санках Пушка.
Было очень хорошо: светило солнце, мороз щипал уши, нос. Зато ветер совсем утих, так что дым из деревенских труб не клубился, а прямыми столбами упирался в небо.
Я смотрел на эти столбы, и мне казалось, что это вовсе не дым, а с неба спускаются толстые синие верёвки и внизу к ним привязаны за трубы маленькие игрушечные домики.
Накатался я досыта с горы, повёз санки с ежом домой. Везу — вдруг навстречу ребята: бегут в деревню смотреть убитого волка. Его только что туда охотники привезли.
Я поскорее поставил санки в сарай и тоже за ребятами в деревню помчался. Там мы пробыли до самого вечера. Глядели, как с волка снимали шкуру, как её расправляли на деревянной рогатине.
О Пушке я вспомнил только на другой день. Очень испугался, не убежал ли он куда. Сразу бросился в сарай, к санкам. Гляжу — лежит мой Пушок, свернувшись, в ящичке и не двигается. Сколько я его ни тряс, ни тормошил, он даже не пошевелился. За ночь, видно, совсем замёрз и умер.
Побежал я к ребятам, рассказал о своём несчастье. Погоревали все вместе, да делать нечего, и решили похоронить Пушка в саду, закопать в снег в том самом ящике, в котором он умер.
Целую неделю мы все горевали о бедном Пушке. А потом мне подарили живого сыча — его поймали у нас в сарае. Он был дикий. Мы стали его приручать и забыли о Пушке.
Но вот наступила весна, да какая тёплая! Один раз утром отправился я в сад: там весной особенно хорошо — зяблики поют, солнце светит, кругом лужи огромные, как озёра. Пробираюсь осторожно по дорожке, чтобы не начерпать грязи в калоши. Вдруг впереди, в куче прошлогодних листьев, что-то завозилось. Я остановился. Кто это — зверёк? Какой? Из-под тёмных листьев показалась знакомая мордочка и чёрные глазки глянули прямо на меня.
Не помня себя, я бросился к зверьку. Через секунду я уже держал в руках Пушка, а он обнюхивал мои пальцы, фыркал и тыкал мне в ладонь холодным носиком, требуя еды.
Тут же на земле валялся оттаявший ящичек с сеном, в котором Пушок благополучно проспал всю зиму. Я поднял ящичек, посадил туда ежа и с торжеством принёс домой.
СИРОТКА
Принесли нам ребята небольшого сорочонка… Летать он ещё не мог, только прыгал. Кормили мы его творогом, кашей, мочёным хлебом, давали маленькие кусочки варёного мяса; он всё ел, ни от чего не отказывался.
Скоро у сорочонка отрос длинный хвост и крылья обросли жёсткими чёрными перьями. Он быстро научился летать и переселился на житьё из комнаты на балкон.
Только вот какая с ним была беда: никак наш сорочонок не мог выучиться самостоятельно есть. Совсем уж взрослая птица, красивая такая, летает хорошо, а еду всё, как маленький птенчик, просит. Выйдешь на балкон, сядешь за стол, сорока уж тут как тут, вертится перед тобой, приседает, топорщит крылышки, рот раскрывает. И смешно и жалко её. Мама даже прозвала её Сироткой. Сунет ей, бывало, в рот творогу или мочёного хлеба, проглотит сорока — и опять начинает просить, а сама из тарелки никак не клюёт. Учили-учили мы её — ничего не вышло, так и приходилось ей в рот корм запихивать. Наестся, бывало, Сиротка, встряхнётся, посмотрит хитрым чёрным глазком на тарелку, нет ли там ещё чего-нибудь вкусного, да и взлетит на перекладину под самый потолок или полетит в сад, на двор…
Она всюду летала и со всеми была знакома: с толстым котом Иванычем, с охотничьей собакой Джеком, с утками, курами; даже со старым драчливым петухом Петровичем сорока была в приятельских отношениях. Всех он на дворе задирал, а её не трогал. Бывало, клюют куры из корыта, и сорока тут же вертится. Вкусно пахнет тёплыми мочёными отрубями, хочется сороке позавтракать в дружеской куриной компании, да ничего не выходит.
Пристаёт Сиротка к курам, приседает, пищит, клюв раскрывает — никто её покормить не хочет.
Подскочит она и к Петровичу, запищит, а тот только взглянет на неё, забормочет: «Это что за безобразие!» — и прочь отойдёт. А потом вдруг захлопает своими крепкими крыльями, вытянет кверху шею, натужится, на цыпочки привстанет да как запоёт: «Ку-ка-ре-ку!» — так громко, что даже за рекой слышно.
А сорока попрыгает-попрыгает по двору, в конюшню слетает, заглянет к корове в стойло… Все сами едят, а ей опять приходится лететь на балкон и просить, чтобы её из рук кормили.
Вот однажды некому было с сорокой возиться. Целый день все были заняты. Уж она приставала-приставала ко всем, никто её не кормит!
Я в этот день с утра рыбу на речке ловил, вернулся домой только к вечеру и выбросил на дворе оставшихся от ловли червей. Пусть куры поклюют.
Петрович сразу приметил добычу, подбежал и начал сзывать кур: «Ко-ко-ко-ко! Ко-ко-ко-ко!» А они, как назло, куда-то разбрелись, ни одной на дворе нет.
Уж петух прямо из сил выбивается! Зовёт, зовёт, потом схватит червяка в клюв, потрясёт им, бросит и опять зовёт — ни за что первый съесть не хочет. Даже охрип, а куры всё не идут.
Вдруг, откуда ни возьмись, сорока. Подлетела к Петровичу, растопырила крылья и рот раскрыла: покорми, мол, меня.
Петух сразу приободрился, схватил в клюв огромного червяка, поднял, трясёт им перед самым носом сороки. Та смотрела, смотрела, потом цоп червяка — и съела! А петух уж ей второго подаёт. Съела и второго и третьего, а четвёртого Петрович сам склевал.
Гляжу я из окна и удивляюсь, как петух сороку из клюва кормит: то ей даст, то сам съест, то опять ей предложит. А сам всё приговаривает: «Ко-ко-ко-ко!..» Кланяется, клювом червей на земле показывает: «Ешь, мол, не бойся, вон они какие вкусные».
И уж не знаю, как это у них там всё получилось, как он ей растолковал, в чём дело, только вижу, закокал петух, показал на земле червяка, а сорока подскочила, повернула голову на бок, на другой, пригляделась и съела прямо с земли. Петрович даже головой в знак одобрения тряхнул; потом схватил сам здоровенного червяка, подбросил, перехватил клювом поудобнее и проглотил: «Вот, мол, как по-нашему». Но сорока, видно, поняла, в чём дело, — прыгает возле него да поклёвывает. Начал и петух червей подбирать. Так наперегонки друг перед другом стараются — кто скорей. Вмиг всех червей склевали.
С тех пор сороку кормить из рук больше не приходилось. В один раз её Петрович выучил с едой управляться. А уж как он это ей объяснил, я и сам не знаю.
svetlanal.ru
Хитрая птица читать онлайн, Скребицкий Георгий Алексеевич
Пришла весна. Растаял снег. Из южных стран вернулись перелётные птицы.
— Скорей, скорей домой! — кричали они на все лады, торопясь в родные края.
С их прилётом поля и леса сразу ожили. Сколько повсюду песен, свиста, крика!
Над полем высоко в небе, словно серебряные колокольчики, звенели жаворонки. В лесу заливались пеночки, зяблики, соловьи… Всех птенцов и не перечесть.
У некоторых птиц и голоса-то для пения нет, но и они тоже от других не отстают, стараются кто как умеет.
Длинноносый кулик-бекас взлетел над болотистой низиной, а оттуда — стрелою вниз. Несётся к земле, сам хвост веером растопырил. Перья в хвосте у него жёсткие, колеблет их ветер, будто на струнах играет. Здорово получается, словно барашек в небе заблеял: бе-э-э!.. Так бекас на собственном хвосте и разыгрывает в воздухе свою весеннюю песенку.
А пёстрый дятел уселся на самый верх сухой, сломанной ёлки да как начнёт колотить клювом по дереву: трррр, трррр! Далеко разносится по лесу частая барабанная дробь.
Так разные птицы, каждая по-своему, но все одинаково радостно приветствовали весну.
Но, радуясь приходу весны, птицы не забывали и о другом, о самом главном: что настала пора вить гнёзда, нести в них яйца и выводить птенцов.
Разлетелись птицы по рощам, садам и лесам, каждая присмотрела себе для гнезда подходящее место.
Одни кукушки совсем и не думали об устройстве гнёзд. Прилетели они в наши края довольно поздно, уж почки на берёзах полопались. Но, возвратившись в родные леса, кукушки не торопились заняться делом. С утра до вечера они только и знали, что играть друг с другом в прятки. Одна спрячется в самую чащу и кричит оттуда: «Ку-ку, ку-ку!» А другая летает по лесу, ищет её.
В таких играх и не заметили, как весна почти уж прошла; скоро пора детей выводить, а у них и гнёзд ещё нет. Как быть?
Посоветовались кукушки между собой и решили: «К чему нам зря трудиться, гнёзда вить? Попросим лучше других птиц, чтобы те разрешили подложить яйца в их гнёзда. Не всё ли птицам равно, сколько яиц насиживать? Одним больше, одним меньше, никакой разницы нет».
Вот одна из кукушек и полетела чужие гнёзда разыскивать. Подлетела к старой берёзе, глядит — на толстом суку возле ствола что-то темнеет, будто древесный нарост. Начала кукушка его разглядывать — да это вовсе и не нарост, а птичье гнездо. Ловко оно устроено: свито из тонких прутиков, из сухих прошлогодних стеблей. А чтобы кто-нибудь из врагов гнездо не заметил, в стенки его вплетены лишайники разные, те самые, что на деревьях растут; и ленточки берёзовой шкурки тоже в стенки гнезда вплетены. Хорошо замаскировано гнёздышко, не скоро его заметишь.
«Чьё же это жилище?» — заинтересовалась кукушка и подлетела совсем близко к берёзе.
— Тебе что здесь нужно? — недовольно спросила птичка зяблик, выглядывая из гнезда.
— Мне надо яйцо снести, а гнезда нет, — ответила кукушка. — Разреши снести яйцо в твоё гнездо. Ты всё равно свои яйца высиживаешь, птенцов выводишь, заодно и моего вместе с другими выведешь.
— Что ты, что ты! — запротестовала птичка зяблик. — У меня и так в гнезде много яиц. Я еле-еле с ними справляюсь, а ты ещё хочешь добавить. Нет, лети лучше подальше в лес, может, кого-нибудь из птиц и уговоришь вывести за тебя детей.
Нечего делать, полетела кукушка дальше.
Смотрит — на полянке густая липа стоит, а на концах ветвей у неё покачивается плетёная корзиночка.
«Вот так находка! — обрадовалась кукушка. — Значит, и трудиться строить гнездо не нужно». И она уже хотела забраться внутрь.
Вдруг из корзиночки показалась головка иволги.
— Ты зачем к моему гнезду подбираешься? — рассердилась она.
— А я и не знала, что это твоё гнездо, — отозвалась кукушка. — Не бойся, я не собираюсь у тебя его отнимать. Позволь мне только снести туда одно яичко.
— Не позволю! — возмущённо ответила иволга. — Потрудись-ка лучше, сама устрой гнездо, тогда и неси в него свои яйца.
— Нет, мне что-то не хочется своё гнездо устраивать, — покачала головкой кукушка и умчалась прочь.
Летает она по лесу, каждое дерево, каждый кустик осматривает. Глядит — на склоне оврага растёт дикая яблоня, во все стороны сучья раскинула. А в самой развилке сучков темнеет птичье гнездо. Да так хорошо, прочно оно устроено, все стенки даже глиной промазаны.
Хотела кукушка поближе к нему подобраться, но тут ей навстречу дрозд. Летит, а сам шумит, трещит на весь лес:
— Уходи отсюда! Зачем прилетела? Разве не видишь, здесь наше гнездо!
Стала просить кукушка дрозда разрешить ей снести в его гнездо своё яичко. Но дрозд и слушать не хочет. Знай кричит:
— Почему ты сама гнездо не вьёшь, зачем по чужим шатаешься?!
Так и прогнал.
Не знает кукушка, куда же ей дальше лететь, кого ещё попросить. Уж очень не хочется ей самой за устройство гнезда приниматься. Полетела она ещё дальше по лесу да и присела слегка отдохнуть на сухую осину.
Смотрит — в стволе круглая дырочка. Заглянула туда, а внутри ствола дупло выдолблено, а в нём тоже гнездо. Сидит в гнезде пёстрая птица дятел, сидит, яйца насиживает.
— Здравствуй, дятел! — сказала кукушка. — Разреши мне в твоё гнездо яйцо подложить.
— А почему ты сама дупло не выдолбишь? — спросил дятел. — Здесь много сухих деревьев. Хочешь, я тебе покажу?
— Нет, я дупла долбить не умею, — недовольно ответила кукушка. — К чему мне трудиться? Я и так в чужие гнёзда свои яйца пристрою.
— Ну, тогда убирайся отсюда, если ты такая лентяйка! — рассердился дятел. — А то я как вылечу из дупла, живо тебя прогоню!
Но кукушка не стала этого дожидаться и быстро шмыгнула в кусты орешника.
А под кустом, на земле, среди сухой травы и прошлогодних опавших листьев, тоже гнездо устроено, да такое уютное, аккуратненькое, свито оно их сухих стебельков.
В гнезде сидит буроватая птичка. Прижалась, и не видать её, будто тёмный прошлогодний листок; рядом пройдёшь — не заметишь. Но зоркая кукушка вмиг разглядела затаившуюся в гнезде птичку и подлетела к ней.
— Как тебя звать? — спросила она.
— Меня зовут соловей, — ответила птичка. — А что тебе от меня нужно?
— Совсем пустяки, — небрежно ответила ей кукушка. — Будь добра, слети на минутку с гнезда, а я туда своё яйцо положу. Яйцо у меня маленькое, никакого места в твоём гнезде не займёт, зато ты окажешь мне большую услугу — вместе со своими птенцами и моего кукушонка выведешь.
— Но позволь, — удивилась птичка, — а почему же ты сама не вьёшь гнезда и не выводишь детей?
— Я, знаешь, не очень люблю с этим делом возиться, — призналась кукушка.
— Не любишь о детях заботиться? — возмутилась птичка. — Делай тогда как знаешь, а я и слушать тебя не хочу! — И она отвернулась прочь.
«Куда же теперь лететь, кого же ещё просить? — даже растерялась кукушка. — Видно, никто из птиц добровольно не согласится насиживать мои яйца, выкармливать моих кукушат, придётся пуститься на хитрость».
И вот кукушка начала осторожно перелетать с дерева на дерево, прячась за ветки. Перелетает, а сама выглядывает, нет ли такого гнезда, с которого птичка-хозяйка слетела, чтобы поесть или крылышки поразмять. Летала, летала и натолкнулась наконец на пустое гнездо. Оно было устроено в широком дупле старой ольхи. Кукушка воровато оглянулась по сторонам: птички — хозяйки гнезда — поблизости не было видно.
«Ну, нечего время даром терять», — решила плутовка.
Снесла яйцо и быстро подложила его в гнездо. В нём уже лежало несколько яичек.
«Пускай выводит и моего птенца, — подумала кукушка, — а я тем временем поищу другие гнёзда и в них тоже положу по яичку».
Так она и сделала. Выбрала удобное время, когда птицы отлучались от гнёзд, и разложила по ним свои яйца. Теперь всё было в порядке: яйца по чужим гнёздам разложены, значит, другие птицы выведут из них кукушат, будут кормить их, охранять от врагов, а кукушке не о чем и заботиться, может снова летать по всему лесу и ловить на завтрак и на обед мохнатых гусениц. Этих гусениц прочие птицы почти не ловят. Одни кукушки до них охотницы.
Разбросав яйца по чужим гнёздам, кукушка ни разу и не подумала о том, что с ними будет дальше, ну хотя бы с самым первым из них, которое она отложила в дупло старой ольхи.
А случилось с ним вот что.
Хозяйка гнезда в дупле — серая мухоловка — вскоре вернулась насиживать яйца. Она, конечно, и не заметила, что у неё в гнезде прибавилось ещё одно яичко. Ведь кукушкины яйца маленькие, пёстренькие, очень похожи на яйца других мелких птиц.
Много дней серая мухоловка упорно сидела в гнезде. Наконец из яиц вылупились голые, слепые птенцы.
Сперва они только беспомощно копошились в гнезде, но потом чуточку поокрепли и начали поднимать головки, широко раскрывали рты и пищали, прося, чтобы родители их накорми ...
knigogid.ru
Скребицкий Георгий. Лесной прадедушка (рассказы)
Георгий Алексеевич Скребицкий Лесной прадедушка Рассказы о родной природе ________________________________________________________________ СОДЕРЖАНИЕ: Вместо предисловия Вам, друзья природы ДРУЗЬЯ МОЕГО ДЕТСТВА Лесное эхо Пушок Сиротка Кот Иваныч День рождения Воришка Дружба Чир Чирыч Джек Ушан Барсучонок Заботливая мамаша Аистята Белая шубка Лесной голосок ЗА ЛЕСНОЙ ЗАВЕСОЙ Редкая гостья Лесной прадедушка Тетерюк Смышлёные птицы Маленький лесовод Товарищи по охоте В зимнюю стужу Следопыты Срочный пакет Друг сердечный Пропавший медведь Зайчишке повезло Митины друзья На озере За лисой За селезнями Неожиданное знакомство Замечательный сторож Старый блиндаж Чудо техники В зелёной корзиночке Редкий снимок Длинноносые рыболовы Куйка Голубой дворец Трудное задание Нежданный помощник "Передышка" Лесные переселенцы Джек и Фрина Носатик Водяной Смышлёный зверёк Лесной разбойник Сластёна Добро пожаловать! ________________________________________________________________ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ Жаркий день. Палящие лучи солнца пробиваются сквозь густую зелень листвы, обжигают лицо и руки. В горле совсем пересохло, хочется пить, но воды поблизости нет. Путешественник, напрягая последние силы, прокладывает себе путь среди непроходимых лесных зарослей. Трудна дорога; на каждом шагу бесстрашного исследователя этих дремучих дебрей подстерегает смертельная опасность. Что там виднеется среди сучьев дерева: причудливо изогнута ветвь или огромный удав свесил вниз своё гибкое тело и греется на солнце? Впереди поляна. Последние усилия, и заросли пройдены. Можно передохнуть, прилечь на сочной траве. Но и тут нужно быть начеку. В ближайших кустах мелькнул полосатый бок страшного зверя. Тигр! Путешественник хватается за ружьё. Стрелять или нет? Убитого тигра уже некуда больше девать: ведь и так в обозе экспедиции двадцать шкур тигров и десять слонов. Теперь нужно стрелять только ради самозащиты. Секунда томительного ожидания: заметит зверь человека или нет? Не заметил, прошёл мимо, скрылся в кустах. Усталый путник выбирается на поляну, ложится в траву и внимательно наблюдает за тем, что творится кругом: как разноцветные бабочки и жучки летают и кружатся возле него, как хлопотливые пчёлы забираются в чашечки цветов и пьют душистый нектар, как трудятся муравьи - волокут сухие травинки в свой муравейник. Всюду кипит напряжённая жизнь - жизнь, полная интереснейших приключений и неожиданностей. Кажется, так бы и лежал весь день, затаившись в траве, вглядываясь в эти густые сочные заросли стеблей и листьев... - Юрочка! Юра! Где ты там? Иди завтракать! - раздаётся голос матери. "Охотник за тиграми" замирает в своём зелёном убежище. Не хочется прерывать игру в путешествие, идти на дачу, пить молоко. Но Юра знает, что мама не перестанет звать, пока он не откликнется. Она не может понять, что он теперь вовсе не маленький мальчик, а отважный путешественник, исследователь непроходимых джунглей. ...Всё это было давным-давно, почти полвека назад, когда я, ещё маленький мальчик, едва только начинал читать по складам. Первые книги, подаренные и прочитанные мне, были книги о диких зверях и птицах, книги о путешествиях, о чудесной природе тропических и полярных стран. Я с жадностью слушал чтение матери, часами перелистывал страницы, рассматривал цветные картинки с изображением различных животных, мечтая о том, чтобы и самому сделаться смелым путешественником-натуралистом. Но до этого было так далеко. Нужно ещё подрасти, кончить школу, университет, а пока что я с увлечением играл в путешествия: лесок возле дачи превратил в мечтах в тропические джунгли, толстого ленивого кота Иваныча - в кровожадного тигра, соседских петухов и кур - в павлинов и фазанов, а Джек, добродушный охотничий пёс отца, должен был изображать целую стаю голодных шакалов, неотступно следующих за экспедицией. Прошли долгие годы; мечты восьмилетнего мальчика сбылись наяву. Кончена школа, потом институт, и вот я уже не в мечтах, а на самом деле отправляюсь в экспедицию. Я - научный сотрудник, изучаю жизнь родной природы, жизнь птиц и зверей. Но именно теперь, когда я стал уже совсем взрослым, всё чаще и чаще вспоминал свои детские годы, игру в путешествия, своих первых четвероногих и крылатых друзей: Джека, кота Иваныча, ёжика Пушка, сороку Сиротку, скворца Чир Чирыча - всех тех, кто научил меня любить животных, внимательно вглядываться в их повадки, в их жизнь. А почему бы не рассказать обо всём этом и другим ребятам, почему бы не попытаться и их заинтересовать жизнью животных, привлечь в ряды юных натуралистов? С этой целью написана настоящая книга. С этой же целью написаны и все мои книги для ребят. Пусть они - мои совсем ещё юные читатели - узнают о том, как интересна жизнь любых, даже самых обычных животных; пусть попробуют внимательно понаблюдать за ними, полюбят их, а через них научатся понимать и любить и всю нашу сказочно богатую родную природу. А в т о р 1958 ВАМ, ДРУЗЬЯ ПРИРОДЫ Друзья природы - следопыты! Для вас писал ваш старый друг, Для тех, кому пути открыты На Крайний Север и на Юг, Для тех, кто под зелёной елью Встречает солнечный восход, Кому милы зимы метели И звонкий говор вешних вод, Кто по равнинам и оврагам Под свист пурги и в летний зной Шагает бодрым, лёгким шагом С нелёгкой ношей за спиной, Для тех, кому вся жизнь открыта, Кто, не боясь её невзгод, Как подобает следопыту, К заветной цели вдаль идёт. Г. Скребицкий Д Р У З Ь Я М О Е Г О Д Е Т С Т В А ЛЕСНОЕ ЭХО Мне было тогда лет пять или шесть. Мы жили в деревне. Однажды мама пошла в лес за земляникой и взяла меня с собой. Земляники в тот год уродилось очень много. Она росла прямо за деревней, на старой лесной вырубке. Как сейчас, помню я этот день, хотя с тех пор прошло более пятидесяти лет. День был по-летнему солнечный, жаркий. Но только мы подошли к лесу, вдруг набежала синяя тучка, и из неё посыпался частый крупный дождь. А солнце всё продолжало светить. Дождевые капли падали на землю, тяжело шлёпались о листья. Они повисали на траве, на ветвях кустов и деревьев, и в каждой капле отражалось, играло солнце. Не успели мы с мамой стать под дерево, как солнечный дождик уже кончился. - Погляди-ка, Юра, как красиво, - сказала мама, выходя из-под веток. Я взглянул. Через всё небо разноцветной дугой протянулась радуга. Один её конец упирался в нашу деревню, а другой уходил далеко в заречные луга. - Ух, здорово! - сказал я. - Прямо как мост. Вот бы по нему пробежаться! - Ты лучше по земле бегай, - засмеялась мама, и мы пошли в лес собирать землянику. Мы бродили по полянам возле кочек и пней и всюду находили крупные спелые ягоды. От нагретой солнцем земли после дождя шёл лёгкий пар. В воздухе пахло цветами, мёдом и земляникой. Потянешь носом этот чудесный запах - будто какой-то душистый, сладкий напиток глотнёшь. А чтобы это ещё больше походило на правду, я срывал землянику и клал её не в корзиночку, а прямо в рот. Я бегал по кустам, стряхивая с них последние дождевые капли. Мама бродила тут же неподалёку, и поэтому мне было вовсе не страшно заблудиться в лесу. Большая жёлтая бабочка пролетела над полянкой. Я схватил с головы кепку и помчался за ней. Но бабочка то спускалась к самой траве, то поднималась вверх. Я гонялся, гонялся за ней, да так и не поймал - улетела куда-то в лес. Совсем запыхавшись, я остановился и огляделся кругом. "А где же мама?" Её нигде не было видно. - Ау! - закричал я, как, бывало, кричал возле дома, играя в прятки. И вдруг откуда-то издали, из глубины леса, послышалось ответное: "Ау!" Я даже вздрогнул. Неужели я так далеко убежал от мамы? Где она? Как же её найти? Весь лес, прежде такой весёлый, теперь показался мне таинственным, страшным. - Мама!.. Мама!.. - что было сил завопил я, уже готовый расплакаться. "А-ма-ма-ма-ма-а-а-а!" - будто передразнил меня кто-то вдали. И в ту же секунду из-за соседних кустов выбежала мама. - Что ты кричишь? Что случилось? - испуганно спросила она. - Я думал, ты далеко! - сразу успокоившись, ответил я. - Там в лесу кто-то дразнится. - Кто дразнится? - не поняла мама. - Не знаю. Я кричу - и он тоже. Вот послушай! - И я опять, но уже храбро крикнул: - Ау! Ау! "Ау! Ау! Ау!" - отозвалось из лесной дали. - Да ведь это эхо! - сказала мама. - Эхо? А что оно там делает? - Ничего не делает. Твой же голос отдаётся в лесу, а тебе кажется, что кто-то тебе отвечает. Я недоверчиво слушал маму: "Как же это так? Мой же голос - и мне отвечает, да ещё когда я уже сам молчу!" Я опять попробовал крикнуть: - Иди сюда! "Сюда-а-а-а!" - откликнулось в лесу. - Мама, а может, там всё-таки кто-нибудь дразнится? - нерешительно спросил я. - Пойдём-ка посмотрим. - Вот глупый какой! - засмеялась мама. - Ну пойдём, если хочешь, только никого мы с тобой не найдём. Я взял маму на всякий случай за руку: "Кто его знает, что это за эхо!", и мы пошли по дорожке в глубь леса. Изредка я покрикивал: - Ты здесь? "Зде-е-е-сь!" - отвечало впереди. Мы перебрались через лесной овраг и вышли в светлый берёзовый лесок. Тут было совсем не страшно. Я отпустил мамину руку и побежал вперёд. И вдруг я увидел "эхо". Оно сидело на пеньке спиной ко мне. Всё серое, в серой лохматой шапке, как леший с картинки из сказок. Я вскрикнул и бросился назад к маме: - Мама, мама, вон эхо на пеньке сидит! - Что ты всё глупости говоришь! - рассердилась мама. Она взяла меня за руку и храбро пошла вперёд. - А оно нас не тронет? - спрашивал я. - Не дури, пожалуйста, - ответила мама. Мы вышли на полянку. - Вон, вон! - зашептал я. - Да это же дедушка Кузьма коров пасёт! Услышав мамин голос, "эхо" обернулось, и я увидел знакомую белую бороду, усы и брови, тоже белые, как из ваты, будто их нарочно приклеили к загорелому, сморщенному, как печёное яблоко, лицу. - Дедушка, а я думал, ты - эхо! - закричал я, подбегая к старику. - Эхо? - удивился тот, опуская деревянную дудочку - жалейку, которую он выстругивал ножом. - Эхо - это, милый, не человек. Это лесной голос. - Как "лесной голос"? - не понял я. - А так. Ты крикнешь в лесу, а он тебе и откликнется. Каждое деревце, каждый кустик отзвук даёт. Вот послушай, как мы с ними переговариваемся. Дед поднял свою дудочку - жалейку - и заиграл нежно, протяжно. Он играл, словно напевал какую-то грустную песенку. А где-то далеко-далеко в лесу ему вторил другой такой же голос. Подошла мама и села на соседний пенёк. Дедушка кончил играть, и эхо тоже кончило. - Вот, сынок, слыхал теперь, как я с лесом перекликаюсь? - сказал старик. - Эхо - это самая душа леса. Что птица свистнет, что зверь закричит - всё тебе передаст, ничего не скроет. А ты ходи по лесу да слушай его. Оно тебе всю лесную тайну откроет. Так я тогда и не понял, что же такое эхо. Но зато на всю жизнь полюбил его, полюбил, как таинственный голос леса, как песню жалейки, как старую детскую сказку. И теперь, через много-много лет, только услышу эхо в лесу - сразу вспоминается мне: солнечный день, берёзы, полянка и посреди неё на старом пне что-то лохматое, серое. Может, это наш деревенский пастух сидит, а может, и не пастух, а сказочный дедушка-леший. Сидит он на пеньке, строгает кленовую дудочку - жалейку. А потом будет играть на ней в тихий вечерний час, когда засыпают деревья, трава и цветы и медленно из-за леса выбирается рогатый месяц и наступает летняя ночь. ПУШОК В доме у нас жил ёжик, он был ручной. Когда его гладили, он прижимал к спине колючки и делался совсем мягким. За это мы его прозвали Пушок. Если Пушок бывал голоден, он гонялся за мной, как собака. При этом ёж пыхтел, фыркал и кусал меня за ноги, требуя еды. Летом я брал Пушка с собой гулять в сад. Он бегал по дорожкам, ловил лягушат, жуков, улиток и с аппетитом их съедал. Когда наступила зима, я перестал брать Пушка на прогулки, держал его дома. Кормили мы теперь Пушка молоком, супом, мочёным хлебом. Наестся, бывало, ёжик, заберётся за печку, свернётся клубочком и спит. А вечером вылезет и начнёт по комнатам бегать. Всю ночь бегает, лапками топает, всем спать мешает. Так он у нас в доме больше половины зимы прожил и ни разу на улице не побывал. Но вот собрался я как-то на санках с горы кататься, а товарищей во дворе нет. Я и решил взять с собою Пушка. Достал ящичек, настелил туда сена и посадил ежа, а чтобы ему теплей было, сверху тоже сеном закрыл. Ящик поставил в санки и побежал к пруду, где мы всегда катались с горы. Я бежал во весь дух, воображая себя конём, и вёз в санках Пушка. Было очень хорошо: светило солнце, мороз щипал уши, нос. Зато ветер совсем утих, так что дым из деревенских труб не клубился, а прямыми столбами упирался в небо. Я смотрел на эти столбы, и мне казалось, что это вовсе не дым, а с неба спускаются толстые синие верёвки и внизу к ним привязаны за трубы маленькие игрушечные домики. Накатался я досыта с горы, повёз санки с ежом домой. Везу - вдруг навстречу ребята: бегут в деревню смотреть убитого волка. Его только что туда охотники привезли. Я поскорее поставил санки в сарай и тоже за ребятами в деревню помчался. Там мы пробыли до самого вечера. Глядели, как с волка снимали шкуру, как её расправляли на деревянной рогатине. О Пушке я вспомнил только на другой день. Очень испугался, не убежал ли он куда. Сразу бросился в сарай, к санкам. Гляжу - лежит мой Пушок, свернувшись, в ящичке и не двигается. Сколько я его ни тряс, ни тормошил, он даже не пошевелился. За ночь, видно, совсем замёрз и умер. Побежал я к ребятам, рассказал о своём несчастье. Погоревали все вместе, да делать нечего, и решили похоронить Пушка в саду, закопать в снег в том самом ящике, в котором он умер. Целую неделю мы все горевали о бедном Пушке. А потом мне подарили живого сыча - его поймали у нас в сарае. Он был дикий. Мы стали его приручать и забыли о Пушке. Но вот наступила весна, да какая тёплая! Один раз утром отправился я в сад: там весной особенно хорошо - зяблики поют, солнце светит, кругом лужи огромные, как озёра. Пробираюсь осторожно по дорожке, чтобы не начерпать грязи в калоши. Вдруг впереди, в куче прошлогодних листьев, что-то завозилось. Я остановился. Кто это - зверёк? Какой? Из-под тёмных листьев показалась знакомая мордочка и чёрные глазки глянули прямо на меня. Не помня себя, я бросился к зверьку. Через секунду я уже держал в руках Пушка, а он обнюхивал мои пальцы, фыркал и тыкал мне в ладонь холодным носиком, требуя еды. Тут же на земле валялся оттаявший ящичек с сеном, в котором Пушок благополучно проспал всю зиму. Я поднял ящичек, посадил туда ежа и с торжеством принёс домой. СИРОТКА Принесли нам ребята небольшого сорочонка... Летать он ещё не мог, только прыгал. Кормили мы его творогом, кашей, мочёным хлебом, давали маленькие кусочки варёного мяса; он всё ел, ни от чего не отказывался. Скоро у сорочонка отрос длинный хвост и крылья обросли жёсткими чёрными перьями. Он быстро научился летать и переселился на житьё из комнаты на балкон. Только вот какая с ним была беда: никак наш сорочонок не мог выучиться самостоятельно есть. Совсем уж взрослая птица, красивая такая, летает хорошо, а еду всё, как маленький птенчик, просит. Выйдешь на балкон, сядешь за стол, сорока уж тут как тут, вертится перед тобой, приседает, топорщит крылышки, рот раскрывает. И смешно и жалко её. Мама даже прозвала её Сироткой. Сунет ей, бывало, в рот творогу или мочёного хлеба, проглотит сорока - и опять начинает просить, а сама из тарелки никак не клюёт. Учили-учили мы её - ничего не вышло, так и приходилось ей в рот корм запихивать. Наестся, бывало, Сиротка, встряхнётся, посмотрит хитрым чёрным глазком на тарелку, нет ли там ещё чего-нибудь вкусного, да и взлетит на перекладину под самый потолок или полетит в сад, на двор... Она всюду летала и со всеми была знакома: с толстым котом Иванычем, с охотничьей собакой Джеком, с утками, курами; даже со старым драчливым петухом Петровичем сорока была в приятельских отношениях. Всех он на дворе задирал, а её не трогал. Бывало, клюют куры из корыта, и сорока тут же вертится. Вкусно пахнет тёплыми мочёными отрубями, хочется сороке позавтракать в дружеской куриной компании, да ничего не выходит. Пристаёт Сиротка к курам, приседает, пищит, клюв раскрывает - никто её покормить не хочет. Подскочит она и к Петровичу, запищит, а тот только взглянет на неё, забормочет: "Это что за безобразие!" - и прочь отойдёт. А потом вдруг захлопает своими крепкими крыльями, вытянет кверху шею, натужится, на цыпочки привстанет да как запоёт: "Ку-ка-ре-ку!" - так громко, что даже за рекой слышно. А сорока попрыгает-попрыгает по двору, в конюшню слетает, заглянет к корове в стойло... Все сами едят, а ей опять приходится лететь на балкон и просить, чтобы её из рук кормили. Вот однажды некому было с сорокой возиться. Целый день все были заняты. Уж она приставала-приставала ко всем, никто её не кормит! Я в этот день с утра рыбу на речке ловил, вернулся домой только к вечеру и выбросил на дворе оставшихся от ловли червей. Пусть куры поклюют. Петрович сразу приметил добычу, подбежал и начал сзывать кур: "Ко-ко-ко-ко! Ко-ко-ко-ко!" А они, как назло, куда-то разбрелись, ни одной на дворе нет. Уж петух прямо из сил выбивается! Зовёт, зовёт, потом схватит червяка в клюв, потрясёт им, бросит и опять зовёт - ни за что первый съесть не хочет. Даже охрип, а куры всё не идут. Вдруг, откуда ни возьмись, сорока. Подлетела к Петровичу, растопырила крылья и рот раскрыла: покорми, мол, меня. Петух сразу приободрился, схватил в клюв огромного червяка, поднял, трясёт им перед самым носом сороки. Та смотрела, смотрела, потом цоп червяка - и съела! А петух уж ей второго подаёт. Съела и второго и третьего, а четвёртого Петрович сам склевал. Гляжу я из окна и удивляюсь, как петух сороку из клюва кормит: то ей даст, то сам съест, то опять ей предложит. А сам всё приговаривает: "Ко-ко-ко-ко!.." Кланяется, клювом червей на земле показывает: "Ешь, мол, не бойся, вон они какие вкусные". И уж не знаю, как это у них там всё получилось, как он ей растолковал, в чём дело, только вижу, закокал петух, показал на земле червяка, а сорока подскочила, повернула голову на бок, на другой, пригляделась и съела прямо с земли. Петрович даже головой в знак одобрения тряхнул; потом схватил сам здоровенного червяка, подбросил, перехватил клювом поудобнее и проглотил: "Вот, мол, как по-нашему". Но сорока, видно, поняла, в чём дело, - прыгает возле него да поклёвывает. Начал и петух червей подбирать. Так наперегонки друг перед другом стараются - кто скорей. Вмиг всех червей склевали. С тех пор сороку кормить из рук больше не приходилось. В один раз её Петрович выучил с едой управляться. А уж как он это ей объяснил, я и сам не знаю. КОТ ИВАНЫЧ Жил у нас в доме огромный толстый кот - Иваныч: ленивый, неповоротливый. Целые дни он ел или спал. Бывало, залезет на тёплую лежанку, свернётся клубком и уснёт. Во сне лапы раскинет, сам вытянется, а хвост вниз свесит. Из-за этого хвоста Иванычу часто доставалось от нашего дворового щенка Бобки. Он был очень озорной щенок. Как только дверь в дом откроют - шмыгнёт в комнаты прямо к Иванычу. Схватит его зубами за хвост, стащит на пол и везёт, как мешок. Пол гладкий, скользкий, Иваныч по нему словно по льду покатится. Спросонья сразу и не разберёт, в чём дело. Потом опомнится, вскочит, даст Бобке лапой по морде, а сам опять спать на лежанку отправится. Иваныч любил улечься так, чтобы ему было и тепло и мягко. То к маме на подушку уляжется, то под одеяло заберётся. А однажды вот что натворил. Замесила мама тесто в кадушке и поставила на печку. Чтобы оно лучше поднялось, сверху ещё тёплым платком прикрыла. Прошло часа два. Мама пошла посмотреть - хорошо ли тесто поднимается. Глядит, а в кадушке, свернувшись калачиком, как на перине, Иваныч спит. Всё тесто примял и сам весь измазался. Так мы без пирогов и остались. А Иваныча вымыть пришлось. Налила мама в таз тёплой воды, посадила туда кота и начала мыть. Мама моет, а он и не сердится - мурлычет, песни поёт. Вымыли его, вытерли и опять на печку спать положили. Вообще Иваныч был очень ленивый кот, даже мышей не ловил. Иногда мышь скребётся где-нибудь рядом, а он внимания на неё не обращает. Как-то зовёт меня мама в кухню: - Погляди-ка, что твой кот делает! Гляжу - Иваныч растянулся на полу и греется на солнышке, а рядом с ним целый выводок мышат гуляет: совсем крошечные, бегают по полу, собирают хлебные крохи, а Иваныч будто пасёт их - поглядывает да глаза от солнца жмурит. Мама даже руками развела: - Что же это такое делается! А я и говорю: - Как - что? Разве не видишь? Иваныч мышей караулит. Наверное, мышка-мать попросила за ребятами присмотреть, а то мало ли что без неё может случиться. Но иногда Иваныч любил ради развлечения и поохотиться. Через двор от нашего дома был хлебный амбар, в нём водилось много крыс. Проведал об этом Иваныч и отправился как-то после обеда на охоту. Сидим мы у окна, вдруг видим - по двору бежит Иваныч, а во рту огромная крыса. Вскочил он в окно - прямо к маме в комнату. Разлёгся посреди пола, выпустил крысу, сам на маму смотрит: "Вот, мол, каков я охотник!" Мама закричала, вскочила на стул, крыса под шкаф шмыгнула, а Иваныч посидел-посидел и спать себе отправился. С тех пор Иванычу житья не стало. Утром встанет, вымоет лапой мордочку, позавтракает и отправится в амбар на охоту. Минуты не пройдёт, а он домой спешит, крысу тащит. Принесёт в комнату и выпустит. Потом уж мы так приладились: как он на охоту - сейчас все двери и окна запираем. Иваныч поносит, поносит крысу по двору и пустит, а она назад в амбар убежит. Или, бывало, задушит крысу и давай с нею играть: подбрасывает, лапами ловит, а то положит её перед собою и любуется. Вот однажды играл он так - вдруг, откуда ни возьмись, две вороны. Сели неподалёку, начали вокруг Иваныча скакать, приплясывать. Хочется им крысу у него отнять - и страшновато. Скакали-скакали, потом одна как схватит сзади Иваныча клювом за хвост! Тот кубарем перевернулся да за вороной, а вторая подхватила крысу - и до свиданья! Так Иваныч ни с чем и остался. Впрочем, Иваныч хотя крыс иногда и ловил, но никогда их не ел. Зато он очень любил полакомиться свежей рыбой. Как приду я летом с рыбалки, только поставлю ведёрко на лавку, а он уж тут как тут. Сядет рядом, запустит лапу в ведёрко, прямо в воду, и шарит там. Зацепит лапой рыбу, выкинет на лавку и съест. Иваныч даже повадился из аквариума рыбок таскать. Как-то раз поставил я аквариум на пол, чтобы воду сменить, а сам ушёл на кухню за, водой. Прихожу обратно, гляжу и глазам не верю: у аквариума Иваныч - на задние лапы привстал, а переднюю в воду запустил и рыбу, как из ведёрка, вылавливает. Трёх рыбок я потом недосчитался. С этого дня с Иванычем просто беда: так от аквариума и не отходит. Пришлось сверху стеклом закрывать. А как забудешь, сейчас двух-трёх рыбок вытащит. Уж мы не знали, как его отучить от этого. Но только, на наше счастье, Иваныч и сам очень скоро отучился. Принёс я однажды с реки вместо рыбы в ведёрочке раков, поставил, как всегда, на лавку. Иваныч сразу прибежал - и прямо в ведро лапой. Да вдруг как потянет назад! Глядим - за лапу рак клешнями ухватился, а за ним второй, а за вторым - третий... Все из ведёрка за лапой тащатся, усами шевелят, клешнями щёлкают. Тут Иваныч глазищи от страха вытаращил, шерсть дыбом поднялась: "Что за рыба такая?" Тряхнул лапой, так все раки на пол посыпались, а сам Иваныч хвост трубой - и марш в окно. После этого даже близко к ведёрку не подходил и в аквариум перестал лазить. Вот как напугался! Кроме рыбок, у нас в доме было много разной живности: птицы, морские свинки, ёж, зайчата... Но Иваныч никогда никого не трогал. Он был очень добрый кот, дружил со всеми животными. Только с ежом Иваныч вначале не мог ужиться. Этого ежа я принёс из леса и пустил в комнате на пол. Ёжик сначала лежал, свернувшись в клубок, а потом развернулся и забегал по комнате. Иваныч очень заинтересовался зверьком. Дружелюбно подошёл к нему и хотел обнюхать. Но ёж, видимо, не понял доброго намерения Иваныча - он растопырил колючки, подскочил и пребольно кольнул Иваныча в нос. После этого Иваныч стал упорно избегать ежа. Стоило тому вылезти из-под шкафа, как Иваныч поспешно вскакивал на стул или на окно и никак не хотел спускаться вниз. Но вот как-то раз после обеда мама налила Иванычу в блюдечко супа и поставила его на коврик. Кот сел около блюдца поудобнее, начал лакать. Вдруг мы видим - из-под шкафа вылезает ёжик. Вылез, носиком потянул, прямо направился к блюдцу. Подошёл и тоже за еду принялся. А Иваныч не убегает видно, проголодался, косится на ежа, а сам торопится, пьёт. Так вдвоём всё блюдечко и вылакали. С этого дня мама начала их каждый раз вместе кормить. И ведь как они хорошо к этому приладились! Стоит только маме половником о блюдечко стукнуть, а они уже бегут. Усядутся рядышком и едят. Ёжик мордочку вытянет, колючки приложит, гладенький такой. Иваныч его совсем перестал опасаться. Так и подружились. За добрый нрав Иваныча мы все его очень любили. Нам казалось, что по своему характеру и уму он больше походил на собаку, чем на кошку. Он и бегал за нами, как собака: мы на огород - и он за нами, мама в магазин - и он следом за ней бежит. А возвращаемся вечером с реки или из городского сада - Иваныч уж на лавочке возле дома сидит, будто нас дожидается.
thelib.ru
Георгий Скребицкий. Рассказы о природе для детей — Библиотека для детей
Рассказы Георгия Скребицкого о природе для детей. Полный список произведений. Краткая биография и творчество Скребицкого. ПушокЛесное эхоСироткаКот ИванычДень рожденияВоришкаДружбаЧир ЧирычДжекУшанБарсучонокЗаботливая мамашаАистятаБелая шубкаЛесной голосокРедкая гостьяЛесной прадедушкаТетерюкСмышлёные птицыМаленький лесоводТоварищи по охотеВ зимнюю стужуСледопытыСрочный пакетДруг сердечныйПропавший медведьЗайчишке повезлоМитины друзьяНа озереЗа лисойЗа селезнямиНеожиданное знакомствоЗамечательный сторожСтарый блиндажЧудо техникиВ зелёной корзиночкеРедкий снимокДлинноносые рыболовыКуйкаГолубой дворецТрудное заданиеНежданный помощник«Передышка»Лесные переселенцыДжек и ФринаНосатикВодянойСмышлёный зверекЛесной разбойникСластёнаДобро пожаловать!Смышленый зверекКошка МашкаЗвериная хитростьМатьКрылатый охотникМедвежонокВесна-художникСчастливый ЖучокНа пороге весныСказка о ВеснеЗимой в колхозеЗагадочная находкаДлиннохвостые разбойникиПорошаРечной волкТетеревиная косточкаПриворотное зельеДворняжкаБудь здоров!Курочка камышницаНа разливеПодарокЧему научила сказкаСиничкаДогадливая пичужкаПервый трофейСкрипун-невидимкаЛуговой петушокЗамечательный снимокНа гумне
Читать все рассказы Скребицкого.Список произведенийЧитать рассказы других авторов Георгий Алексеевич Скребицкий.Краткая биография и творчество Георгий Алексеевич Скребицкий родился 20 июля 1903 года в Москве. В четыре года, совсем еще малышом, его усыновила Надежда Николаевна Скребицкая. Некоторое время спустя Надежда Николаевна выходит замуж за земского врача Алексея Михайловича Полилова, после чего они всей семьей переезжают жить в Тульскую губернию, в небольшой город Чернь. Детские годы Скребицкого прошли в этом провинциальном городке, и детские впечатления от неяркой природы этих мест навсегда остались в памяти будущего писателя. В семье, где рос мальчик, очень любили природу, а приемный отец будущего писателя был заядлым охотником и рыболовом, и свои увлечения сумел передать мальчику. Искренняя любовь к природе, появившаяся и осознанная еще в детские и юношеские годы, стала ориентиром всего жизненного пути Георгия Скребицкого, придав ни с чем не сравнимое своеобразие его творчеству. В 1921 году Георгий Алексеевич Скребицкий заканчивает Чернскую школу 2-й ступении и едет учиться в Москву, где в 1925 году заканчивает литературное отделение в Институте слова. После этого он поступает на факультет охотоведения и звероводства в Высший зоотехнический институт, чтобы досконально изучить с детства близкий ему мир природы и животных. После окончания этого института Георгий Скребицкий стал научным сотрудником во Всесоюзном исследовательском институте звероводства и охотничьего хозяйства. Здесь он проработал пять лет, и эти годы стали для него отличной научной школой, ведь каждый год летом он выезжал в разные экспедиции и участвовал в изучении природной жизни животных. Позже Георгий Алексеевич Скребицкий становится научным сотрудником в лаборатории зоопсихологии Института психологии при МГУ. Здесь он стал кандидатом биологических наук (1937г.), и занял должность доцента на кафедре физиологии животных Московского университета. Скребицкий много ездил в различные экспедиции, в которых наблюдал за жизнью животных в естественной среде. За это время Скребицкий написал много научных трудов по зоологии и зоопсихологии. Научная работа постоянно обогащала познания о природе и жизни животных, а охотничьи походы зачастую оборачивались по-настоящему приключенческими историями. Георгий Скребицкий начинает записывать свои воспоминания, адресуя их всем тем читателям, которым небезразлична окружающая их природа. Однако не научная карьера натуралиста-исследователя, а литературное творчество становится с конца 1930-х годов главным делом в жизни Георгия Скребицкого. В 1939 г. по написанному им сценарию выходит научно-популярный фильм «Остров белых птиц», материалом для которого послужила научная экспедиция на птичьи гнездовья Белого моря. Тогда же состоялся и собственно писательский дебют: публикуется рассказ «Ушан». «Это, – сказал Георгий Алексеевич впоследствии, – как бы щёлочка, через которую я заглянул в страну прошлого, страну моего детства». Уже первые сборники Скребицкого поставили его в ряд лучших детских писателей -натуралистов. Единомышленником и литературным соавтором Георгия Скребицкого с конца 1940-х годов стала известная писательница-анималист Вера Чаплина. В своем совместном творчестве они обратились и к самым маленьким читателям – писали для них совсем короткие познавательные рассказы о природе в журнал «Мурзилка» и в книгу для первоклассников «Родная речь». Но эти простые и легкие для восприятия тексты оказались технически очень сложной работой для настоящих писателей и знатоков природы, какими в полной мере были Скребицкий и Чаплина. Им было важно, добиваясь простоты, не сбиться в примитивность. Требовалась особая точность слова, выверялся ритм каждой фразы, чтобы дать малышам образное и в то же время верное представление о том, «Как белочка зимует» или чем живёт майский жук. В соавторстве Скребицкий и Вера Чаплина создают сценарии к мультфильмам «Лесные путешественники»(1951) и «В лесной чаще»(1954). После совместной поездки в Западную Белоруссию они публикуют книгу очерков «В Беловежской пуще». Вершиной творческого таланта Георгия Скребицкого по праву считаются две большие книги, которые он написал в последние годы своей жизни. Это замечательная повесть о детстве «От первых проталин до первой грозы» и прекрасная повесть о юности «У птенцов подрастают крылья». Это автобиографические произведения, чье действие происходит по большей части в Черни в десятилетия перед Октябрьской революцией и в первые годы после становления Советской власти. Эти книги венчают творческий путь Георгия Скребицкого, в них особенно выразительно раскрылись яркие особенности его литературного таланта, напрямую связанного с тонким пониманием мира природы и ее самых разных обитателей. Детское и юношеское восприятие помогают особенно точно передать повествование о целой полосе русской жизни, которая ознаменовалась значимыми историческими событиями. Произведения Георгия Скребицкого написаны с огромной душевной теплотой, они необычайно поэтичные и добрые. Летом 1964 года Георгий Алексеевич почувствовал себя плохо, и с приступом острой боли в сердце был доставлен в больницу. Умер Георгий Алексеевич Скребицкий 18 августа 1964 он скончался от инфаркта, был похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище. ————————————————————Рассказы Скребицкого о природе ио животных.Читаем бесплатно онлайн Читать все рассказы Скребицкого.Список произведенийЧитать рассказы других авторовskazkii.ru
Грач - Георгий Скребицкий
Подробности Категория: Георгий СкребицкийГрач (рассказ)
Ещё кругом лежит снег, а на потемневших, подтаявших дорогах уже разгуливают чёрные белоносые грачи. Весной они первыми возвращаются к нам с юга. Целые дни грачи копаются в навозе, отыскивая еду, а по вечерам с громкими криками: «Гра-гра-гра!» осматривают в роще свои старые гнёзда.
Грачам вовсе нетрудно раньше других птиц вернуться на родину. Ведь они не улетают далеко за море, а зимуют тут же рядом: в Крыму, на Украине. Возврата холодов грачи не боятся, им холод не страшен — была бы еда. Едят они всё, что попадётся, так же, как галки и вороны. С теми и с другими грачи находятся в родстве — все они принадлежат к одному семейству вороньих птиц.
Из этого семейства грачи самые общительные птицы. Чёрные вороны и серые вороны устраивают гнёзда вдалеке друг от друга; галки, хотя и не боятся соседства, но всё же гнездятся каждая пара сама по себе. А вот грачи селятся всегда целой компанией.
Выберут где-нибудь в деревне или на окраине города старый парк или рощу и займут её под свою колонию. Застроят гнёздами все вершины деревьев, а то ещё на одном дереве совьют сразу по пять-шесть гнёзд, совсем рядом одно возле другого.
Такое сожительство помогает грачам общими силами прогонять врагов от своих гнёзд. Стоит появиться поблизости ястребу, как грачи слетают с гнёзд и гонят врага прочь.Однажды я был свидетелем того, как грачи свои гнёзда защищают.Это случилось в деревне. В саду возле нашего дома росли старые высокие берёзы, и грачи свили на них гнёзда. Все вершины застроили.Бывало, рано утром откроешь окно в сад, а грачи каркают возле своих гнёзд, хлопочут. Сразу почувствуешь, что весна на дворе.Рядом с нашим садом в доме у соседей был кот. Такой разбойник — постоянно птиц ловил. Притаится, бывало, где-нибудь за углом и караулит. Как только воробушки слетятся крошки клевать, он выскочит, мигом схватит. И по деревьям он очень ловко лазил, прямо из гнёзд птенчиков доставал.
Вот как-то весною, должно быть, услышал он, что грачата в гнезде кричат, и полез на берёзу. Всё выше, выше лезет. Уже к самым гнёздам подбираться стал. Тут-то грачи кота и заметили, да как накинулись на него, как начали носами долбить и щипать его.Заорал кот не своим голосом. Скорее соскочил вниз на землю, и помчался пулей прямо домой.С тех пор кот сразу перестал по деревьям лазить. Даже к нам в сад с большой опаской заходить начал. Вот как его грачи проучили.Весною, когда грачиное гнездо отремонтировано или выстроено заново, самка кладёт в него четыре-пять яиц и садится их насиживать. А как выведутся птенцы, родители целые дни носят им корм — разных червяков и личинок насекомых. Немало достаётся от грачей и вредителям леса — жирным белым личинкам майских жуков. Самих жуков грачи тоже поедают.Грачи — полезные птицы. Правда, деревенские жители сердятся на них за то, что они ощипывают первые ростки огурцов и других огородных и полевых растений, но зато грачи уничтожают такую массу полевых вредителей, что этим птицам можно многое простить.К осени грачи собираются в большие стаи и с наступлением холодов улетают от нас на юг до будущей весны.
- КОНЕЦ -
www.planetaskazok.ru
