Содержание
Стихи о природе русских поэтов: Красивые стихотворения классиков о русской, родной природе
Перейти к контенту
Стихи классиков > Стихи о природе русских поэтов
Отзывы
Похожие стихотворения про природу
Список стихотворений:
Александр Пушкин — Осень
Михаил Лермонтов — Утес
Сергей Есенин — Русь
Сергей Есенин — Пороша
Михаил Лермонтов — Тучи
Иван Бунин — Вечер
Михаил Лермонтов — Парус (Белеет парус одинокий)
Михаил Лермонтов — Листок
Афанасий Фет — Ласточки пропали
Александр Пушкин — Зимнее утро (Мороз и солнце; день чудесный)
Афанасий Фет — Заря прощается с землею
Афанасий Фет — Вечер
Афанасий Фет — Я пришел к тебе с приветом
Федор Тютчев — Зима недаром злится
Федор Тютчев — Есть в осени первоначальной
Федор Тютчев — Весенняя гроза (Люблю грозу в начале мая)
Федор Тютчев — Весенние воды
Анна Ахматова — Перед весной бывают дни такие
Александр Пушкин — Зимняя дорога
Сергей Есенин — Отговорила роща золотая
Сергей Есенин — Клён ты мой опавший
Александр Пушкин — Вновь я посетил
Александр Пушкин — Туча
Борис Пастернак — Июль
Михаил Лермонтов — Когда волнуется желтеющая нива
Александр Пушкин — У лукоморья дуб зеленый
Александр Блок — Летний вечер
Афанасий Фет — Весенний дождь
Михаил Лермонтов — Осень
Сергей Есенин — Белая береза под моим окном
Федор Тютчев — Еще земли печален вид
Александр Пушкин — Уж небо осенью дышало
Иван Никитин — Утро
Александр Пушкин — Редеет облаков летучая гряда
Александр Пушкин — Птичка
Александр Пушкин — Обвал
Николай Заболоцкий — Я не ищу гармонии в природе
Федор Тютчев — Осенний вечер
Федор Тютчев — В небе тают облака
Федор Тютчев — Неохотно и несмело
Федор Тютчев — Летний вечер
Федор Тютчев — Весна
Федор Тютчев — Природа сфинкс
Федор Тютчев — С поляны коршун поднялся
Алексей Плещеев — Весна (Тает снег, бегут ручьи)
Борис Пастернак — Снег идет
Борис Пастернак — Ночь
Борис Пастернак — Иней
Борис Пастернак — Тишина
Борис Пастернак — Сосны
Николай Некрасов — Перед дождем
Михаил Лермонтов — Выхожу один я на дорогу
Михаил Лермонтов — Ветка Палестины
Федор Тютчев — Певучесть есть в морских волнах
Афанасий Фет — Зреет рожь над жаркой нивой
Афанасий Фет — Ещё майская ночь
Сергей Есенин — С добрым утром
Сергей Есенин — Разбуди меня завтра рано
Корней Чуковский — Чудо-дерево
Иван Бунин — Листопад
Иван Бунин — Детство
Евгений Баратынский — Водопад
Агния Барто — Верёвочка
Константин Бальмонт — Осень
Федор Тютчев — Фонтан
Сергей Есенин — Поёт зима, аукает
Сергей Есенин — О красном вечере задумалась дорога
Михаил Лермонтов — На севере диком стоит одиноко
Афанасий Фет — Мама, глянь-ка из окошка
Афанасий Фет — Это утро, радость эта
Александр Пушкин — К морю
Федор Тютчев — Не то, что мните вы, природа
Александр Пушкин — Зимний вечер (Буря мглою небо кроет)
Сергей Есенин — Песнь о собаке
Сергей Есенин — Нивы сжаты, рощи голы
Сергей Есенин — Мелколесье, степь и дали
Сергей Есенин — Край ты мой заброшенный
Сергей Есенин — Лебедушка
Дмитрий Быков — Сирень проклятая, черемуха чумная
Ольга Седакова — Элегия липе
Ольга Седакова — Липа
Афанасий Фет — Учись у них — у дуба, у берёзы
Сергей Гандлевский — Расцветали яблони и груши
Иван Суриков — Утро
Иван Суриков — Весна
Иван Суриков — Летом
Иван Суриков — Рябина
Иван Суриков — Ярко солнце светит
Иван Суриков — По дороге
Иван Суриков — Осенью
Иван Суриков — Я отворил окно
Иван Суриков — На берегу
Иван Суриков — Казнь Стеньки Разина
Иван Суриков — Зима
Вадим Шефнер — Стихи природы
Владимир Солоухин — Береза
Владимир Солоухин — Деревья
Владимир Солоухин — Седьмую ночь без перерыва
Владимир Солоухин — Сосна
Владимир Солоухин — Чтобы дерево начало петь
Владимир Солоухин — Яблони
Всеволод Рождественский — Береза
Всеволод Рождественский — Карельская береза
Всеволод Рождественский — Русская природа
Всеволод Рождественский — Сосны Райниса
Владимир Раевский — Песнь природе
Лев Ошанин — Гроза
Сергей Орлов — Скрипучие сосны залива
Лев Озеров — Гроза в горах
Лев Озеров — После грозы
Сергей Обрадович — Осенний звон
Юрий Левитанский — Береза
Римма Казакова — Осень
Римма Казакова — Россию делает береза
Римма Казакова — Спасибо вам, елки зеленые
Анатолий Жигулин — Береза
Анатолий Жигулин — Ржавые елки
Евгений Евтушенко — Благословенна русская земля
Евгений Евтушенко — Волга
Евгений Евтушенко — Глубина
Евгений Евтушенко — Карликовые березы
Евгений Евтушенко — Ожидание
Евгений Евтушенко — Пахнет засолами
Евгений Евтушенко — Подранок
Евгений Евтушенко — Третий снег
Евгений Евтушенко — Что заставляет
Виктор Гончаров — Опять пришла пора дождей
Галина Галина — Под тополем
Виктор Боков — Не руби березы
Афанасий Фет — Ива
Александр Твардовский — Я иду и радуюсь
Александр Твардовский — У Днепра
Александр Твардовский — Кружились белые березки
Сергей Есенин — Голубень
Василий Жуковский — Майское утро
Василий Жуковский — Прости
Василий Жуковский — Природа здесь верна стезе привычной
Василий Жуковский — О вечный сеятель, природа
Василий Жуковский — Тоска по милом
Николай Заболоцкий — Торжество земледелия
Николай Заболоцкий — Утренняя песня
Николай Заболоцкий — Начало зимы
Николай Заболоцкий — Ночной сад
Николай Заболоцкий — Весна в лесу
Семен Надсон — Легенда о елке
Сергей Есенин — Черемуха душистая
Федор Тютчев — Смотри, как роща зеленеет
Федор Тютчев — Как весел грохот летних бурь
Федор Тютчев — Декабрьское утро
Федор Тютчев — Любовь земли и прелесть года
Федор Тютчев — Альпы
Александр Пушкин — В те дни в таинственных долинах
Александр Пушкин — Волшебный край
Александр Пушкин — Вы избалованы природой
Александр Пушкин — Осеннее утро
Николай Рубцов — В осеннем лесу
Николай Рубцов — На озере
Николай Рубцов — Ночь на родине
Николай Рубцов — Сосен шум
Николай Рубцов — У сгнившей лесной избушки
Алексей Плещеев — Травка зеленеет, солнышко блестит
Алексей Плещеев — Птичка
Алексей Плещеев — Скучная картина
Алексей Плещеев — Ёлка в школе
Иван Никитин — Ночь на берегу моря
Стихи о природе русских поэтов: читать популярные, лучшие, красивые стихотворения поэта классика на сайте РуСтих о любви и Родине, природе и животных, для детей и взрослых.
Если вы не нашли желаемый стих, поэта или тематику, рекомендуем воспользоваться поиском вверху сайта.
Стихи классиков о природе
Александр Пушкин
«Кто видел край, где роскошью природы…»
Кто видел край, где роскошью природы
Оживлены дубравы и луга,
Где весело шумят и блещут воды
И мирные ласкают берега,
Где на холмы под лавровые своды
Не смеют лечь угрюмые снега?
Скажите мне: кто видел край прелестный,
Где я любил, изгнанник неизвестный?
Златой предел! любимый край Эльвины,
К тебе летят желания мои!
Я помню скал прибрежные стремнины,
Я помню вод веселые струи,
И тень, и шум — и красные долины,
Где в тишине простых татар семьи
Среди забот и с дружбою взаимной
Под кровлею живут гостеприимной.
Всё живо там, всё там очей отрада,
Сады татар, селенья, города;
Отражена волнами скал громада,
В морской дали теряются суда,
Янтарь висит на лозах винограда;
В лугах шумят бродящие стада.
..
И зрит пловец — могила Митридата
Озарена сиянием заката.
И там, где мирт шумит над падшей урной,
Увижу ль вновь сквозь темные леса
И своды скал, и моря блеск лазурный,
И ясные, как радость, небеса?
Утихнет ли волненье жизни бурной?
Минувших лет воскреснет ли краса?
Приду ли вновь под сладостные тени
Душой уснуть на лоне мирной лени?
Александр Блок
«Восходишь ты, что строгий день…»
Восходишь ты, что строгий день
Перед задумчивой природой.
В твоих чертах ложится тень
Лесной неволи и свободы.
Твой день и ясен и велик,
И озарен каким-то светом,
Но в этом свете каждый миг
Идут виденья — без ответа.
Никто не тронет твой покой
И не нарушит строгой тени.
И ты сольешься со звездой
В пути к обители видений.
Николай Рыленков
«Все в тающей дымке.
..»
Все в тающей дымке:
Холмы, перелески.
Здесь краски не ярки
И звуки не резки.
Здесь медленны реки,
Туманны озеры,
И все ускользает
От беглого взора.
Здесь мало увидеть,
Здесь нужно всмотреться,
Чтоб ясной любовью
Наполнилось сердце.
Здесь мало услышать,
Здесь вслушаться нужно,
Чтоб в душу созвучья
Нахлынули дружно.
Чтоб вдруг отразили
Прозрачные воды
Всю прелесть застенчивой
Русской природы.
Федор Тютчев
«Не то, что мните вы, природа…»
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик –
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…
Вы зрите лист и цвет на древе:
Иль их садовник приклеи́л?
Иль зреет плод в родимом чреве
Игрою внешних, чуждых сил?..
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах,
Для них и солнцы, знать, не дышат,
И жизни нет в морских волнах.
Лучи к ним в душу не сходили,
Весна в груди их не цвела,
При них леса не говорили,
И ночь в звезда́х нема была!
И языками неземными,
Волнуя реки и леса,
В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза!
Не их вина: пойми, коль может,
Органа жизнь глухонемой!
Души его, ах! не встревожит
И голос матери самой!..
«Осенний вечер»
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье — и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья.
Сергей Есенин
«Белая береза»
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
Мережковский Дмитрий
«Природа»
Ни злом, ни враждою кровавой
Доныне затмить не могли
Мы неба чертог величавый
И прелесть цветущей земли.
Нас прежнею лаской встречают
Долины, цветы и ручьи,
И звезды все так же сияют,
О том же поют соловьи.
Не ведает нашей кручины
Могучий, таинственный лес,
И нет ни единой морщины
На ясной лазури небес.
Николай Гумилёв
«Природа»
Так вот и вся она, природа,
Которой дух не признает,
Вот луг, где сладкий запах меда
Смешался с запахом болот,
Да ветра дикая заплачка,
Как отдаленный вой волков,
Да над сосной курчавой скачка
Каких-то пегих облаков.
Я вижу тени и обличья,
Я вижу, гневом обуян,
Лишь скудное многоразличье
Творцом просыпанных семян.
Земля, к чему шутить со мною:
Одежды нищенские сбрось
И стань, как ты и есть, звездою,
Огнем пронизанной насквозь!
Пьер де Ронса́р
«Природа каждому оружие дала…»
Природа каждому оружие дала:
Орлу — горбатый клюв
и мощные крыла,
Быку — его рога,
коню — его копыта,
У зайца — быстрый бег,
гадюка ядовита,
Отравлен зуб ее.
У рыбы — плавники,
И, наконец, у льва
есть когти и клыки.
В мужчину мудрый ум
она вселить умела,
Для женщин мудрости
Природа не имела
И, исчерпав на нас
могущество свое,
Дала им красоту —
не меч и не копье.
Пред женской красотой
мы все бессильны стали,
Она сильней богов,
людей, огня и стали.
Николай Заболоцкий
«Когда минует день.
..»
Когда минует день и освещение
Природа выбирает не сама,
Осенних рощ большие помещения
Стоят на воздухе, как чистые дома.
В них ястребы живут, вороны в них ночуют,
И облака вверху, как призраки, кочуют.
Осенних листьев ссохлось вещество
И землю всю устлало. В отдалении
На четырех ногах большое существо
Идет, мыча, в туманное селение.
Бык, бык! Ужели больше ты не царь?
Кленовый лист напоминает нам янтарь.
Дух Осени, дай силу мне владеть пером!
В строенье воздуха — присутствие алмаза.
Бык скрылся за углом,
И солнечная масса
Туманным шаром над землей висит,
И край земли, мерцая, кровенит.
Вращая круглым глазом из-под век,
Летит внизу большая птица.
В ее движенье чувствуется человек.
По крайней мере, он таится
В своем зародыше меж двух широких крыл.
Жук домик между листьев приоткрыл.
Архитектура Осени.
Расположенье в ней
Воздушного пространства, рощи, речки,
Расположение животных и людей,
Когда летят по воздуху колечки
И завитушки листьев, и особый свет,-
Вот то, что выберем среди других примет.
Жук домик между листьев приоткрыл
И рожки выставив, выглядывает,
Жук разных корешков себе нарыл
И в кучку складывает,
Потом трубит в свой маленький рожок
И вновь скрывается, как маленький божок.
Но вот приходит вечер. Все, что было чистым,
Пространственным, светящимся, сухим,-
Все стало серым, неприятным, мглистым,
Неразличимым. Ветер гонит дым,
Вращает воздух, листья валит ворохом
И верх земли взрывает порохом.
И вся природа начинает леденеть.
Лист клена, словно медь,
Звенит, ударившись о маленький сучок.
И мы должны понять, что это есть значок,
Который посылает нам природа,
Вступившая в другое время года.
Валерий Брюсов
«Облака»
Облака опять поставили
Паруса свои.
В зыбь небес свой бег направили,
Белые ладьи.
Тихо, плавно, без усилия,
В даль без берегов
Вышла дружная флотилия
Сказочных пловцов.
И, пленяясь теми сферами,
Смотрим мы с полей,
Как скользят рядами серыми
Кили кораблей.
Hо и нас ведь должен с палубы
Видит кто-нибудь,
Чье желанье сознавало бы
Этот водный путь!
Михаил Лермонтов
«Гроза»
Ревёт гроза, дымятся тучи
Над тёмной бездною морской,
И хлещут пеною кипучей,
Толпяся, волны меж собой.
Вкруг скал огнистой лентой вьётся
Печальной молнии змея,
Стихий тревожный рой мятётся —
И здесь стою недвижим я.
Стою — ужель тому ужасно
Стремленье всех надземных сил,
Кто в жизни чувствовал напрасно
И жизнию обманут был?
Вокруг кого, сей яд сердечный,
Вились сужденья клеветы,
Как вкруг скалы остроконечной,
Губитель-пламень, вьёшься ты?
О нет! — летай, огонь воздушный,
Свистите, ветры, над главой;
Я здесь, холодный, равнодушный,
И трепет не знаком со мной
Анна Ахматова
«Вечерний звон у стен монастыря»
Вечерний звон у стен монастыря,
Как некий благовест самой природы.
..
И бледный лик в померкнувшие воды
Склоняет сизокрылая заря.
Над дальним лугом белые челны
Нездешние сопровождают тени…
Час горьких дум, о, час разуверений
При свете возникающей луны.
Шарль Бодлер
«Соответствия»
Природа – некий храм,
где от живых колонн
Обрывки смутных фраз
исходят временами;
Как в чаще символов
мы бродим в этом храме.
И взглядом родственным
глядит на смертных он.
Подобно голосам
на дальнем расстоянье,
Когда их стройный хор
един, как тень и свет,
Перекликаются :
звук, запах, форма, цвет,
Глубокий, темный смысл
обретшие в слиянье.
Есть запах чистоты,
он зелен, точно сад,
Как плоть ребенка свеж,
как зов свирели нежен;
Другие – царственны,
в них роскошь и разврат,
Для них границы нет,
их зыбкий мир безбрежен, –
Там мускус и бензой,
там нард и фимиам,
Восторг ума и чувств
дают изведать нам.
Омар Хайям
Совет я дам тому, кто сам решил жениться:
Ты прав, ведь это матушка природа,
Здесь нечего стыдиться.
Не выбирай жену с которой можно жить,
Совет даю вам я — женись на той,
Что без которой жизнь прожить,
Поверь мой друг нельзя.
Иосиф Бродский
«Октябрь…»
Октябрь — месяц грусти и простуд,
а воробьи — пролетарьят пернатых —
захватывают в брошенных пенатах
скворечники, как Смольный институт.
И вороньё, конечно, тут как тут.
Хотя вообще для птичьего ума
понятья нет страшнее, чем зима,
куда сильней страшится перелёта
наш длинноносый северный Икар.
И потому пронзительное «карр!»
звучит для нас как песня патриота.
Самуил Маршак
«Вечерний лес ещё не спит»
Вечерний лес ещё не спит.
Луна восходит яркая.
И где-то дерево скрипит,
Как старый ворон каркая.
Всё этой ночью хочет петь.
А неспособным к пению
Осталось гнуться да скрипеть,
Встречая ночь весеннюю.
Константин Бальмонт
«Вы умрете, стебли трав»
Вы умрете, стебли трав,
Вы вершинами встречались,
В легком ветре вы качались,
Но, блаженства не видав,
Вы умрете, стебли трав.
В роще шелест, шорох, свист
Тихий, ровный, заглушенный,
Отдаленно-приближенный.
Умирает каждый лист,
В роще шелест, шорох, свист.
Сонно падают листы,
Смутно шепчутся вершины,
И березы, и осины.
С измененной высоты
Сонно падают листы.
Иннокентий Анненский
«Ветер»
Люблю его, когда, сердит,
Он поле ржи задёрнет флёром
Иль нежным лётом бороздит
Волну по розовым озёрам;
Когда грозит он кораблю
И паруса свивает в жгутья;
И шум зелёный я люблю,
И облаков люблю лоскутья…
Но мне милей в глуши садов
Тот ветер тёплый и игривый,
Что хлещет жгучею крапивой
По шапкам розовых дедов.
Асадов Эдуард
«Микроклимат»
День и ночь за окном обложные дожди,
Все промокло насквозь: и леса, и птицы.
В эту пору, конечно, ни почты не жди,
Да и вряд ли какой-нибудь гость постучится.
Реки хмуро бурлят, пузырятся пруды.
Все дождем заштриховано, скрыто и смыто.
На кого и за что так природа сердита
И откуда берет она столько воды?!
Небо, замысла скверного не тая,
Все залить вознамерилось в пух и прах.
Даже странно представить, что есть края,
Где почти и не ведают о дождях.
Где сгорают в горячих песках следы
И ни пятнышка туч в небесах седых,
Где родник или просто стакан воды
Часто ценят превыше всех благ земных.
Дождь тоской заливает луга и выси,
Лужи, холод да злющие комары.
Но душа моя с юности не зависит
Ни от хмурых дождей, ни от злой жары.
И какой ни придумает финт природа,
Не навеет ни холод она, ни сплин.
Ведь зависит внутри у меня погода
От иных, совершенно иных причин.
Вот он — мудрый и очень простой секрет:
Если что-то хорошее вдруг свершилось,
Как погода бы яростно ни бесилась,
В моем сердце хохочет весенний свет!
Но хоть трижды будь ласковою природа,
Только если тоска тебя вдруг грызет,
То в душе совершенно не та погода,
В ней тогда и бураны, и снег, и лед.
Дождь гвоздит по земле, и промозглый ветер
Плющит капли о стекла и рвет кусты.
Он не знает, чудак, о прекрасном лете,
О моем, о веселом и добром лете,
Где живет красота, и любовь, и ты…
Юлия Старостина
«Бусы рябины»
Зимние ветры,
Холодный закат,
Как вы прекрасны!
Ягоды в белом
Упрямо горят
Огненно-красным.
Бусы рябины
На голых ветвях.
Первые вьюги.
Перелюбила…
В усталых глазах
Жажда разлуки.
Надо оставить,
Уйти и забыть
Сердца глубины.
Только на память
Хочу сохранить
Бусы рябины.
Instagram автора:
https://www.instagram.com/starostina3/
Сайт автора: starostina-julya.ru
Кедрин Дмитрий
«Природа»
Что делать? Присяду на камень,
Послушаю иволги плач.
Брожу у забитых досками,
Жильцами покинутых дач.
Еще не промчалось и года,
Как смолкли шаги их вдали.
Но, кажется, рада природа,
Что люди отсюда ушли.
Соседи в ночи незаметно
Заборы снесли па дрова,
На гладких площадках крокетных
Растет, зеленея, трава.
Забывши хозяев недавних,
Весь дом одряхлел и заглох,
На стенах, на крышах, на ставнях
Уже пробивается мох.
Да зеленью, вьющейся дико,
К порогу забившей пути,
Повсюду бушует клубника,
Что встарь не хотела расти.
И если, бывало, в скворечнях
Скворцы приживались с трудом,
То нынче от зябликов вешних
В саду настоящий содом!
Тут, кажется, с нашего века
Прошли одичанья века…
Как быстро следы человека
Стирает природы рука!
Андрей Белый
«Поет облетающий лес»
Поет облетающий лес
нам голосом старого барда.
У склона воздушных небес
протянута шкура гепарда.
Не веришь, что ясен так день,
что прежнее счастье возможно.
С востока приблизилась тень
тревожно.
Венок возложил я, любя,
из роз — и он вспыхнул огнями.
И вот я смотрю на тебя,
смотрю, зачарованный снами.
И мнится — я этой мечтой
всю бездну восторга измерю.
Ты скажешь — восторг тот святой…
Не верю!
Поет облетающий лес
нам голосом старого барда.
На склоне воздушных небес
сожженная шкура гепарда.
Игорь Кобзев
«Апрельский этюд»
Весь день весенний – как новинка:
Растут сосульки, как рога,
Капель, как швейная машинка,
Строчит крахмальные снега.
Все веселее звон хрусталин,
Все ярче неба синева.
На лбах распаренных проталин
Торчит чубатая трава.
Лес, что казался белым-белым,
Вновь оживает от тоски,
Как будто бы рисунок мелом
Сметают тряпкою с доски.
А сердце ноет от угрозы:
Вдруг чересчур лучи нажгут?
Растают белые березы
И – ручейками убегут!..
«Деревья»
В пониманье загадки древней
Смысла жизни, ее глубин,
Больше всех повезло деревьям:
Мудрым кленам, кустам рябин…
Ни пронырливый зверь, ни птица,
Ни заносчивый род людской
Даже в малости не сравнится
С той раздумчивостью лесной.
Чтоб постичь разговор созвездий.
Шепот ветра, вселенский гул.
Надо строго застыть на месте.
Как торжественный караул:
Никаких вольготных мечтаний!
Никакой пустой суеты!—
Только шорох незримых тканей!
Только вечный блеск красоты!..
Осип Мандельштам
«Природа…»
Природа — тот же Рим и отразилась в нем.
Мы видим образы его гражданской мощи
В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,
На форуме полей и в колоннаде рощи.
Природа — тот же Рим, и, кажется, опять
Нам незачем богов напрасно беспокоить —
Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
Игорь Губерман
«Гарики»
Поистине загадочна природа,
Из тайны шиты все ее покровы;
Откуда скорбь еврейского народа
Во взгляде у соседкиной коровы?
Вероника Тушнова
«Воздух пьяный — нет спасения»
Воздух пьяный — нет спасения,
с ног сбивают два глотка.
Облака уже весенние,
кучевые облака.
Влажный лес синеет щёткою,
склон топорщится ольхой.
Всё проявленное, чёткое,
до всего подать рукой.
В колеях с навозной жижею,
кувыркаясь и смеясь,
до заката солнце рыжее
месит мартовскую грязь.
Сколько счастья наобещано
сумасшедшим этим днём!
Но идёт поодаль женщина
в полушалочке своём,
не девчонка и не старая,
плотно сжав румяный рот,
равнодушная, усталая,
несчастливая идёт.
Март, январь, какая разница,
коль случилось, что она
на земное это празднество
никем не позвана.
Ну пускай, пускай он явится
здесь, немедленно, сейчас,
скажет ей:
«Моя красавица!»,
обоймёт, как в первый раз.
Ахнет сердце, заколотится,
боль отхлынет, как вода.
Неужели не воротится?
Неужели никогда?
Я боюсь взглянуть в лицо её,
отстаю на три шага,
и холодная, свинцовая
тень ложится на снега.
Иван Бунин
«За рекой луга зазеленели»
За рекой луга зазеленели,
Веет легкой свежестью воды;
Веселей по рощам зазвенели
Песни птиц на разные лады.
Ветерок с полей тепло приносит,
Горький дух лозины молодой…
О, весна! Как сердце счастья просит!
Как сладка печаль моя весной!
Кротко солнце листья пригревает
И дорожки мягкие в саду…
Не пойму, что душу раскрывает
И куда я медленно бреду!
Не пойму, кого с тоской люблю я,
Кто мне дорог… И не все ль равно?
Счастья жду я, мучась и тоскуя,
Но не верю в счастье уж давно!
Горько мне, что я бесплодно трачу
Чистоту и нежность лучших дней,
Что один я радуюсь и плачу
И не знаю, не люблю людей.
Вечер русской поэзии – Поэтический фонд Адриана Бринкерхоффа
«…похоже, это лучший поезд. Мисс Этель Уинтер с факультета английского языка встретит вас на вокзале и…»
— из письма, адресованного приглашенному докладчику
Тема, выбранная для сегодняшнего обсуждения берега становятся слишком крутыми,
большинство рек используют своеобразный русский порог,
и дети разговаривают во сне.
Мой маленький помощник у волшебного фонаря,
вставь этот слайд и пусть цветной луч
проецирует на экран мое имя или любой подобный фантом
славянскими буквами.
В другую сторону, в другую сторону. Я благодарю тебя.
На мягких холмах грек, как вы помните,
создал свой алфавит из летящих журавлей;
его стрелы пересекли закат, потом ночь.
Наш простой горизонт и любовь к дереву,
Влияние ульев и хвойных деревьев,
изменил форму стрел и заимствованных птиц.
Да, Сильвия?
«Почему вы говорите о словах
, когда все, что нам нужно, это знания, красиво подрумяненные?»
Потому что все держится вместе — форма и звук
вереск и мед, сосуд и содержимое.
Не только радуги — каждая линия изогнута,
и черепа и семена и все добрые миры круглы,
как русский стих, как наши колоссальные гласные:
те крашеные яйца, те блестящие кувшинные цветы
те, что проглатывают целиком золотого шмеля
те раковины, которые держат наперсток и море.
Следующий вопрос.
«Ваша просодия похожа на нашу?»
Что ж, Эмми, наш пятистопный
может показаться
чужим ушам, как будто он не может
пробудить обмякший ямб от его пиррового сна.
Но закрой глаза и послушай линию.
Мелодия раскручивается; среднее слово
удивительно длинное и змеевидное:
вы слышите один удар, но вы также слышали
тень другого, потом третий
касается гонга, а потом четвертый вздыхает.
Очень завораживающе шумит:
раскрывается медленно, как сероватая роза
в педагогических фильмах давно минувших дней.
Рифма — день рождения строки, как известно,
и есть некие привычные двойники
в русском языке как и в других языках. Например,
любовь автоматически рифмуется с кровью,
природа со свободой, печаль с расстоянием,
человечность с вечным, принц с грязью,
луна со множеством слов, но солнце
и песня и ветер и жизнь и смерть ни с чем.
За морями, где я потерял скипетр,
Я слышу ржание моих пестрых существительных,
Мягкие причастия, спускающиеся по ступеням,
ступающие по листьям, волочат шуршащие платья,
и жидкие глаголы в ахла и в или ,
Аонические гроты, ночи на Алтае,
черных озер звука с «И» для кувшинок.
Пустой стакан, которого я коснулся, все еще звенит,
но теперь он накрывается рукой и умирает.
«Деревья? Животные? Твой любимый драгоценный камень?»
Береза, Синтия, ель, Джоан.
Словно маленькая гусеница на ниточке,
Мое сердце висит на давно мертвом листе
Но висит до сих пор, и все же я вижу стройную
белую березу, что стоит на цыпочках на ветру,
и ели начинаются там, где кончается сад
вечерний уголь, светящийся сквозь пепел.
Среди животных, которые преследуют наш стих,
эта птица бардов, балующая ночь, приходит первой:
десятков речей, имитирующих ее горло
передают ее очень свистящую, булькающую, лопающуюся,
флейтоподобную, кукулоподобную или призрачную ноту.
Но лапидарных эпитетов мало;
мы не занимаемся универсальными рубинами.
Угол и блеск приглушены;
наши богатства сокрыты. Нам никогда не нравилось
окно ювелира в дождливую ночь.
Моя спина с глазами Аргуса. Я живу в опасности.
Ложные тени поворачиваются, чтобы выследить меня, когда я прохожу мимо
и с бородами, переодевшись секретными агентами,
подкрадываются, чтобы промокнуть свежеисписанную страницу
и прочитать промокашку в зеркале.
И в темноте, под окном моей спальни,
пока, с холодным жужжанием и дрожью, день
не нажмет свой стартер, настороженно медлят
или молча подходят к двери и звонят
в колокольчик памяти и убегают.
Напомню, пока не рассеялись чары,
на Пушкина, качавшегося в карете по длинным
и пустынным дорогам: то задремал, то проснулся,
расстегнул воротник дорожного плаща,
и зевнул, и послушал возницу.
Аморфные желтоватые кусты, называемые шумными ,
огромные облака над бескрайней равниной,
бесконечно повторяющиеся линии песен и линии горизонта,
запах травы и кожи под дождем.
А потом всхлип, обморок (Некрасов!)
задыхающиеся слоги, которые лезут и лезут,
навязчиво повторяющиеся и хриплые,
кому-то дороже всякой другой рифмы.
И встреча влюбленных в зарослях сада,
мечтают о человечестве, о беспрепятственной жизни,
смешивают свои стремления в залитом лунным светом саду,
где деревья и сердца больше, чем в жизни.
Эту страсть к расширению вы можете проследить
на протяжении всей нашей поэзии. Мы хотим, чтобы крот
был рысью или превратился в ласточку
какой-то возвышенной мутацией души.
Но к ненужным символам освященным,
провожаемым смутно инфантильной
тропой для босых ног, Нашим дорогам суждено всегда
вести в безмолвие изгнания.
Будь у меня сегодня больше времени, я бы
раскрыл всю удивительную историю— neighuklúzhe,
nevynossímo —но мне пора идти.
Что я сказал себе под нос? Я сказал
слепой певчей птице, спрятанной в шляпе,
в безопасности от моих больших пальцев, а из яиц я разбил
в до краев желтка шапокляка.
А теперь я должен напомнить в заключение,
что меня везде преследуют и что
пространство сворачиваемо, хотя щедрость
памяти часто бывает неполной:
однажды в пыльном месте округа Мора
(половина города, полупустыня, свалка и мескитовый лес)
и однажды в Западной Вирджинии (грязная
красная дорога между фруктовым садом и пеленой
прохладного дождя) пришло, что внезапно содрогаюсь,
русский-то, что я мог вдохнуть
но не мог видеть. Было произнесено несколько быстрых слов
и затем ребенок заснул, дверь была закрыта.
Фокусник собирает свои пожитки —
цветной платок, волшебную веревку,
двудонные стишки, клетку, песню.
Вы рассказываете ему об обнаруженных вами проходах.
Тайна остается нетронутой. Чек
появляется в улыбающемся конверте.
«Как бы вы сказали «восхитительный разговор» по-русски?»
«Как бы вы сказали «спокойной ночи»?»
О, это будет:
любовь моя, отстойник просте.
(Бессонница, взгляд твой тусклый и пепельный,
любовь моя, прости мне это отступничество.)
Осип Мандельштам | Фонд «Поэзия»
Осип Мандельштам входит в число самых значительных русских поэтов ХХ века. Он родился в Варшаве, Польша, примерно в 1891 году, но вскоре после этого его семья переехала в Санкт-Петербург, Россия. В Санкт-Петербурге евреи Мандельштамы — благодаря, по мнению некоторых критиков, хорошей репутации отца как торговца кожей — сумели жить относительно свободно от антисемитских враждебных действий, которые тогда были широко распространены. Со временем Мандельштам учился в престижном городском Тенишевском училище, но не отличился. Продолжая свое образование за границей, он посещал Сорбонну в Париже и Гейдельбергский университет в Германии. Вернувшись домой, Мандельштам, несмотря на свое еврейское происхождение и несколько невпечатляющий послужной список в Тенишеве, был принят в Санкт-Петербургский университет, весьма привилегированное и исключительно христианское учреждение.
К этому времени, началу 1910-х годов, Мандельштам уже отказался от занятий в пользу писательства и начал писать стихи для Аполлон, ведущий литературный журнал Санкт-Петербурга. В 1913 году он издал свой первый сборник стихов « Камень » (в переводе « Камень, »), который сразу закрепил его в высшем эшелоне русских поэтов. В эпоху, когда « Камень » был впервые опубликован, символизм был доминирующей формой поэтического выражения среди русских поэтов. Однако Мандельштам отрекся от символистского стиля и его метафизических, даже оккультных аспектов. Его собственные стихи были прямым выражением мыслей, чувств и наблюдений. Таким образом, Мандельштам считался акмеистом, то есть было признано, что его стихи уходят корнями в интуицию и гуманистическую точку зрения. Вполне уместно, что сам Мандельштам охарактеризовал свой акмеистический стиль как «органический».
К несчастью для Мандельштама, 1910-е вряд ли были благополучным десятилетием для утверждения себя как поэта в России.
Не успела закончиться Первая мировая война, как в России разразилась революция. Большевики, которые сами были разделены, взяли под свой контроль страну и вскоре начали использовать искусство — и, следовательно, художников — в пропагандистских целях. Для Мандельштама, который поддерживал большевиков, использование его поэзии в политических целях, даже таких, которые предполагали защиту большего блага простых людей, оказалось несостоятельным. Далекий от того, чтобы применять свою поэзию к политическим целям, рекомендованным руководством России, Мандельштам упорствовал в написании стихов, которые продвигали его собственный гуманизм, который был одновременно глубоким и личным. Следовательно, он вскоре стал предметом упреков со стороны тех художников и интеллектуалов, которые добровольно скомпрометировали себя.
В 1920-е годы, когда большевики создали свое коммунистическое государство Советский Союз, нонконформисту Мандельштаму становилось все труднее поддерживать себя как поэта.
Он беззастенчиво отказывался подчинять свое искусство политическим целям. Действительно, вместо этого Мандельштам предпочел подчеркнуть свою автономию как художника. В 1922 году, когда большевики начали усиливать контроль над русскими художниками, Мандельштам опубликовал « Tristia, » сборник, в котором неявно прославляется личность над массами и любовь над товариществом. Эти стихи, далекие от утверждения государственных идеалов, упиваются личным, даже болезненным. «Вернись ко мне», — пишет Мандельштам в безымянном стихотворении (в переводе Кларенса Брауна и У. С. Мервина в Избранные стихи ), «Мне без тебя страшно. / Никогда не было у тебя такой власти / надо мной, как сейчас. / Все, что я желаю / является мне. / Я больше не ревную. / Я тебе звоню.» Из стихов в Tristia видно, что в этот период апокалиптического переворота [Мандельштам] больше всего заботится об искусстве, поэзии, слове», — заметил Нильс Аке Нильссон в Scando-Slavica. «Вопрос, который он задает себе: выживет ли поэзия?»
Тристия способствовали дальнейшему отчуждению Мандельштама от прогосударственных художников и интеллектуалов своей страны.
Среди сверстников, которые добровольно скомпрометировали свое искусство ради коммунистов, Мандельштама поносили как подрывника и, таким образом, угрозу благополучию нового коммунистического государства, которое якобы делало упор на коллектив, а не на личность. Другие художники, занявшие такую же непокорную позицию, как Мандельштам, уже пали жертвами мстительных коммунистов. Среди этих деятелей выделяется Николай Гумилев, общепризнанный лидер поэтов-акмеистов. Гумилев, который был женат на Анне Ахматовой, которую некоторые ученые считают величайшим русским поэтом того времени, был казнен уже в 1921, за год до того, как Тристия впервые появилась в печати.
Мандельштам тоже стал жертвой взаимных обвинений со стороны новоявленных коммунистов. Ему становилось все труднее публиковать свои стихи в литературных журналах, и в конце концов он начал писать детские книги, чтобы прокормить себя. Но в 1925 году, несмотря на значительные невзгоды, Мандельштам опубликовал «Шум времени», сборник автобиографических рассказов.
Дональд Рэйфилд во введении к The Eye of Wasps: Poems, сборник стихов Мандельштама в переводе Джеймса Грина, описанный The Noise of Time как «навязчивое воспоминание о культурных влияниях … на подростка [Мандельштама]». Однако такие личные письма, вероятно, мало способствовали тому, чтобы Мандельштам расположил к себе власти, стремящиеся продвигать больше политических работ, явно поддерживающих собственные цели советского руководства, то есть диктатора Иосифа Сталина.
В 1928 году Мандельштам, несмотря на непрекращающийся антагонизм со стороны государственных чиновников, сумел издать еще три тома: Египетская марка, сюрреалистическая новелла о страданиях русского еврея; Стихи, еще один сборник стихов, ознаменовавший дальнейшее становление Мандельштама как поэта; и О поэзии, сборник критических эссе. «Египетская марка», , — прокомментировал Кларенс Браун в «Славянском и восточноевропейском журнале», , — это «единственный образец мандельштамовской повествовательной прозы и один из немногих примеров сюрреалистической фантастики, которые можно найти во всей русской литературе».
То, что Мандельштаму удалось опубликовать три произведения 1928 года, было приписано, по крайней мере частично, политическим маневрам Николая Бухарина, энтузиаста поэзии, известного в правящем кругу коммунистического диктатора Иосифа Сталина. В том же году Мандельштама обвинили в краже кредита после того, как публикация ошибочно указала его как переводчика, а не как редактора. При значительном руководстве со стороны государства пресса развернула кампанию против Мандельштама. Опасаясь, что такие обвинения приведут к запрету на публикацию, Мандельштам категорически отрицал обвинения. Однако его действия лишь подогревали активность прессы и интерес общественности. Наконец Бухарин заступился и добился того, чтобы Мандельштам и Надежда Хазина, семилетняя жена Мандельштама, были отправлены в Армению в качестве журналистов.
Уловка Бухарина оказалась действенной, поскольку она убрала Мандельштама из центра полемики. Но когда Мандельштам вернулся в 1930 году, он снова стал объектом преследований со стороны коммунистов.
Репрессивные методы государства в отношении поэтов-нонконформистов продолжали дорого обходиться: Ахматова, например, предпочла снять свою работу с рассмотрения для публикации. Другой поэт, Владимир Маяковский, сделал более экстремальный выбор: покончил жизнь самоубийством.
Как и коллега-поэт Борис Пастернак, Мандельштам со временем отошел от поэзии и начал выражаться в прозе. Он опубликовал Путешествие в Армению, отчет о том, что он там пережил. Д.М. Томас отметил в Times Literary Supplement , что Путешествие в Армению «столь же аллюзивно и наполнено смелыми метафорами, как поэзия [Мандельштама]». Том не понравился советским властям, отстранившим от работы его редактора.
После публикации Путешествие в Армению, Мандельштам обнаружил, что домашняя жизнь стала еще труднее, чем раньше. Хотя ему запретили публиковаться, он продолжал писать. Он вернулся к поэзии, и в его творчестве этого периода начала 19В 30-е годы он начал осознавать, что, по сути, обречен.
В « Избранных стихотворениях» переводчиков Браун и Мервин приводят такой перевод из «Анне Ахматовой»: «О древние палачи, продолжайте любить меня! / Игроки в саду, похоже, нацелены на смерть и забивают кегли. / Я иду по жизни своей, целясь так, в своей железной рубашке / (почему бы и нет?) и я найду в лесу старый топор для обезглавливания».
Мандельштам усугубил свою кончину, написав в 1933 году стихотворение, характеризующее Сталина как ликующего убийцу. Браун и Мервин, в Selected Poems, представляем перевод этого стихотворения, которое завершается словами: «Он катает казни на языке, как ягоды. / Он хотел бы обнять их, как больших друзей из дома». После того, как известие об этом стихотворении дошло до советского руководства, Мандельштам был арестован. Его пытали как психологически, так и физически, и предполагалось, что в конечном итоге он будет казнен. Но Бухарину снова удалось заступиться, на этот раз пощадив Мандельштама и отправив его в деревню на Урале.
В этот период Сталин провел серию кровавых чисток, избавивших Советский Союз от бесчисленного количества граждан. Кажется, никто не был в безопасности. Были казнены даже видные партийные деятели.
В эмиграции Мандельштам жил в страхе, что Советы еще не покончили с ним. Он сошел с ума от ужасных пыток, которые он уже перенес, и в конце концов попытался покончить жизнь самоубийством. Благодаря помощи своей жены Мандельштам достаточно стабилизировался, чтобы продолжить свою поэзию. К этому времени он уже бесстрашно изображал свои невзгоды и писал о сумасшедшем Сталине. Безымянное стихотворение 1937 года, переведенное Джеймсом Грином в «Взгляд ос», , гласит: «Глаза неумелой земли засияют / И, как спелая гроза, грянет Ленин, / Но на этой земле (которая ускользнет распад) / Там, чтобы убить жизнь и разум — Сталин».
После окончания ссылки Мандельштама в 1937 году он уехал в Москву, где, как он предполагал, у него все еще был дом. Однако государство захватило квартиру Мандельштама.
В течение следующего года Мандельштам и его жена жили в нищете, а его здоровье ухудшилось до такой степени, что он перенес два сердечных приступа. В этот период Сталин предпринял еще одну серию чисток, чтобы избавить Советский Союз от того, что он считал нежелательными элементами. Лечась в санатории, Мандельштам в очередной раз был арестован. На этот раз он исчез в лабиринте советских трудовых лагерей и тюрем. В конце 1938 января правительство сообщило, что он умер от сердечной недостаточности.
За годы, прошедшие после его смерти, Мандельштам получил признание — особенно на Западе — как один из величайших и самых вдохновляющих поэтов русского языка, равный Ахматовой, Пастернаку и Марине Цветаевой. В то время как работа Мандельштама не получила особого внимания в Советском Союзе, особенно во время холодной войны, она получила широкое внимание на Западе и была опубликована во многих переводных сборниках. Эти тома служат подтверждением целостности творчества и духа Мандельштама. Как писал Эрвин С.